Локальная метрика (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич Страница 4

Вот и ещё один повод для «выхода в космос» — скалывать лёд на выходе рекуператора. Часть влаги уносит в трубу печка, но всё равно остаточная влажность воздуха достаточная, чтобы за сутки обмерзало. Пока генератор работает, канальные вентиляторы обновляют воздух в доме, а потом выходишь сколоть лёд. Тоже моцион всё-таки, хотя одеваться приходится сурово. Рукавицы поверх варежек, надетых поверх перчаток… Космонавту в открытом космосе и то ловчее орудовать, но деваться некуда. Надо следить за выхлопом генератора — его трубу пришлось наращивать кустарно и быстро, срез оказался ниже уровня снега, так что я приспособил наскоро отодранную водосточную трубу. Она разогревается, снег подтаивает, потом замерзает, труба деформируется, сползает… Упустить это дело легче лёгкого, а последствия будут летальны — выхлоп пойдёт в генераторную, оттуда в дом… Во всех жилых комнатах висят электронные детекторы СО2, а у печки и в генераторной — датчики СО. Они дважды уже спасали. Кстати, пока я тут «в открытом космосе», один, сам с собой, признаюсь — это относительно лёгкий способ умереть. Лучше, чем замёрзнуть. Я-то знаю. Не могу не думать, что мне, возможно, придётся выбирать для моей семьи способ смерти. Я живу с этим не первый день. Это почти непереносимо. Но пока «почти» — живём дальше.

Жена плачет ночами. Самая гадкая разновидность мужской беспомощности — когда женщина плачет, а ты не можешь ничего сделать. Я многое умею, но не в моих силах починить сломавшийся мир. Тяжело ей. Живём в вечной полутьме, на аварийных лампах, в относительном холоде — держим плюс восемнадцать, экономим дрова. Я на службе ко всему привык, но Света моя легко мёрзнет. Всегда дразнил её «зябликом», ей комфортно при двадцати пяти и выше. Мне после службы в Заполярье всё кажется жарко, и мы раньше не раз препирались по этому поводу. Не всерьёз, конечно. Мы никогда всерьёз не ругаемся. Когда-то я ушёл в отставку, чтобы она никогда больше не плакала, глядя в море с холодного берега, и мы долго-долго были счастливы. И даже теперь среди чёрных мыслей одна светлая — мы всё-таки вместе.

Чёрт с ней, со службой. Эти «десять лет в стальном гробу» — не самые приятные воспоминания в моей жизни, хотя и не самые паршивые. Мне часто снится, как мы лежим на грунте, и не можем продуть балласт. Реактор ещё работает, в отсеках тусклый аварийный свет, опреснители выдают воду, регенераторы — воздух, на камбузе полно еды — но отсек за отсеком заполняет вода, и всем понятно, что, если не произойдёт чуда, то тут мы и останемся. Эх, БЧ-5, маслопупие моё… Там была уверенность, что тебя ищут и надежда, что найдут раньше, чем ты вдохнёшь в последнем пузыре под переборкой стылой забортной воды…

После службы я строил чужие дома, чтобы построить свой. Ушибленный Заполярьем, очертеневший от тесноты стальных отсеков, поселился подальше от людей, на отшибе, купив недорогую развалюшку с заросшим участком. Перспективы на газ не было, так что греться пришлось дорогим электричеством. Чтобы не разориться на нём, дом строил «энергоэффективный» — его можно и в одиночку возвести, если руки из нужного места растут. Получился настолько хорош, что даже холодной осенью отапливается чуть ли ни одним дыханием. Но живы мы до сих пор благодаря моей мудрой жене — она запретила мне разбирать оставшуюся от старого дома печку. «Зачем она нам?» — спорил тогда я, — «У нас электрический котёл и тёплые полы. У нас для уюта камин в гостиной! Печка слишком мала для нового дома! Она усложняет проект!». Жена настояла — небольшая, но фактурная печка ей нравилась. И что бы мы теперь делали с электрокотлом? Живём вокруг печки, она греет две спальни и коридор, но часть тёплого воздуха попадает в остальные помещения первого этажа, держа там плюсовую температуру. Гостиную подтапливаем камином. Второй этаж мы потеряли — наш первый затопленный отсек. Старшая очень не хотела уходить из своей комнаты, да и мне кабинета было жалко. Мы ждали спасателей, жгли сигнальные лампы, думали, что нам только «день простоять, да ночь продержаться». Но холодало быстро, а снег, покрыв первый этаж, на втором остановился посередине окон. Видимо, весь кончился — температура упала так, что влага в воздухе уже не держится. Для первого этажа снег сыграл роль дополнительной теплоизоляции, но на второй его не хватило, и теплопотери оказались слишком велики. В сарае лежали упаковки утеплителя, предназначенные на стройку. Я прокопал туда тоннель, притащил в дом и разложил пеноплекс в два слоя по полам второго этажа. Перекрыл воду, слил унитаз, и, демонтировав перила лестницы, закрыл проём большим листом ОСБ. Задраил затопленные отсеки.

Ничего ценного там не осталось — голая мебель. Когда дрова кончатся, и до неё дойдёт очередь — достанем. Книги, постели, одежду — всё перетащили вниз. Стало немного тесновато, но это ничего. Переставил в спальню и свой компьютер из кабинета. Он, в отличие от ноутбука, прожорлив, зато на нём можно играть. Теперь у Старшей два часа в день скромного счастья — пока работает генератор, она гоняет свою эльфийку-лучницу по игровым просторам. Хотя бы там ей есть куда пойти. Лишние триста-четыреста ватт, но ничего, не жалко. Когда приходит время глушить генератор, она чуть не плачет, зато есть чего ждать. Создаёт иллюзию смысла, структурирует время, дает поводы для обсуждений — Младший, сидя рядом, переживает за героиню, да и мы с женой с интересом слушаем рассказ о её приключениях. Событий у нас тут, мягко говоря, немного, а новости — не радуют.

Узких мест два — топливо для генератора и дрова. Из этих двух проблем бензин меня волнует меньше — в нашей борьбе за живучесть мы можем даже полностью потерять генерацию и всё равно выжить. Из критичных функций на неё завязана только водоподача — насосная станция в подвале закачивает воду из глубокой скважины в два пятидесятилитровых гидроаккумулятора. Это удобно, но, если что, на улице полно снега. Будем топить его на печке, как-то проживём. Правда, из света останутся одни батарейные фонари, но батареек у нас много. Больше, чем понадобится на оставшееся нам время.

Дрова — другое дело. Мы не планировали жить при печном отоплении, у нас их не вагон. Пара кубов пиленного-колотого дуба в дровнике. Мы думали, что это на несколько лет уютного сидения у камина со стаканчиком хереса, а оно вон как вышло. Сейчас дровник опустел уже наполовину, а температура, как я полагаю, продолжает падать. Измерить мне её нечем, но наверху, на поверхности снежного покрова, замерзают бензин и спирт, но ещё не замерзает ацетон. Это значит, что минус семьдесят минимум, считая, что спирт у меня градусов 95. Это ещё не космический холод, в Оймяконе регистрировали минус семьдесят один, а на полярной станции Восток и все минус восемьдесят. Но этого достаточно, чтобы даже мой прекрасно изолированный дом сильно терял тепло на разнице температур. Это всё же дом, а не космическая станция. Печку с некоторых пор топили аккуратно, но часто — я ночью вставал на вахту, подбрасывал дрова. Кончатся дрова — вымерзнем за сутки. Ну ладно, ещё день-два можно жечь мебель, потом книги, потом греть тепловой пушкой — газовый баллон для кухонной плиты полон, готовим мы на печке, — но потом всё.

Я не рассматриваю вопрос, надо ли нам выживать, если мир сломался. Я просто буду бороться до последнего, я так устроен.

Мы живём на отшибе и не особенно общались с соседями, но это пригородный дачный посёлок, ещё не перешедший в коттеджный, зимуют тут считаные семьи. В основном, пенсионеры, и у них газ, который почему-то никак нельзя было дотянуть до наших выселок. Теперь газа нет, а значит, нет и их самих. Кажется, кроме нас вообще никого нет. Мы долго ждали, что нас придут спасать или к нам придут спасаться. Жгли сигнальную лампу над крышей, но никто не пришёл, теперь уже не ждём.

Из-за газа в посёлке никто не держал запас дров. Однако у одного из соседей, заядлого банщика, поленница для бани. Довольно приличный объём, не меньше нашего. Правда, берёза, от неё копоть и дёготь, но тут уж выбирать не приходится. Будем чередовать с дубом, чтобы выгорало. Наш шанс — как-то эти дрова достать. По прямой до его дровника метров… три стандартных участка по диагонали, плюс два проезда — итого примерно сто двадцать. Ерунда вроде, но к этому добавляется пять метров снега. Вопрос на засыпку — копать напрямик тоннель или идти поверху? По тоннелю удобно таскать — нагрузил в тачку и попёр. Но на пути тоннеля два забора — рабица теперь не в моде, у всех стальные из профлиста. Резать? Ладно, допустим. У меня есть аккумуляторная болгарка, если ухитриться сохранить её тёплой, то, может быть, и прорежу. Второе — куда девать снег из стодвадцатиметрового тоннеля? Это много, очень много снега. До какой-то степени он уплотняется, но не настолько. Значит, его надо выкидывать. Куда? Только наружу, на высоту пяти метров. Как? Вообще не понимаю. Нет идей. Прожечь тепловой пушкой ледяной коридор? Не хватит мне газа на сто двадцать метров. Да и как выдержать направление, которое я могу определить довольно приблизительно? А вот если выбраться наверх, то там ровная снежная поверхность, из которой торчат столбы и крыши, даже в нынешней темноте не заблудишься, если с фонариком. И вообще, открывается поле для маневра — не дровами же едиными. Где-то в трёх километрах трасса, на выезде стоит продуктовый магазин, а на другой стороне — заправка. Это еда и бензин. Дрова, еда и бензин — и мы можем жить дальше. По крайней мере, пока на замёрзшую снегом воду не ляжет замерзший снегом воздух. Какая там температура замерзания? Минус двести? Не помню. В справочнике вахтенного офицера этого нет, а в Интернете уже не посмотришь.