Последний вздох перед закатом (СИ) - "CareS" Страница 4

****

25 июня 2019 года.

Вторник.

15:56.

Оставшиеся дни я лежал дома и лишь слушал длительные и оскорбительные монологи в свою сторону. И когда ответил так же грубо, то Вера обиделась, заперлась на кухне, а я дальше лежал без дела. Тот высший, кстати, всё-таки умер. Им оказался Никита Аннерштейн, он был у самых главных что-то типо в шестёрках. Со своими то деньгами, кстати, высшие могли бы ускорить работу милиции, но они просто бросили его. Я созванивался с Виталичем, мы с ним несколько раз встречались в местном кабаке, и разговаривали абсолютно обо всём. Так вот, он на днях ходил разведывать, что же происходит у завода, говорил, что высшим абсолютно наплевать на смерть своего, они даже оборвали связи с его родственниками, и отказались давать какие-либо показания и комментарии. К слову, случай освещали в местных теленовостях. Ко мне в дом даже наведывалась милиция, но я лишь говорил, что ничего не знаю, что в тот день на работу не вышел. Вера создавала дополнительную панику и нервотрёпку по этому поводу. «Люби своих любимых, и врагов своих люби, но как только кто-то из них заборзеет, то врага — убей, а любимого обними и прощения попроси» — говорил мне подвыпивший Виталич. Я так и сделал, купил безделушку, шоколад и шампанское, и даже когда Вера начала кричать на меня о необдуманной растрате, я лишь обнял её. Её это успокоило, она даже обняла меня в ответ. Не помню, когда последний раз она касалась меня, не считая случаев рукоприкладства. Вечер мы провели вместе, также в обнимку. Я на днях начал писать стихи, и начал зачитывать Вере свой последний. А она, обняв меня, внимательно слушала.

Никотин не поможет здесь выветрить слёзы,

Забывшись уйти, и как будто прекрасно,

Алкоголь не сумеет проявить мои грёзы.

Ведь видно — что было, что есть — всё напрасно.

И чувство такое, что хочется верить, Что это всё сон — не бывает такого.

Открыть мои мысли, закрыть, но проверить: Что нету пути здесь по жизни иного.

Как будто во сердце вогнуты пули: Четыре, и не могут рассыпаться в прах,

Ведь из золота, меди, беду се надули: Зависть, паника, ненависть, страх.

Осмотревшись — не вижу, того чего надо, Покуда застрял в этой жизни на век,

Колючие цепи, повсюду, ограда, Может выбраться? Нет, не смогу и вовек.

Кому интересно? И кто это слышит?

И кто прочтёт эти строки хоть раз?

С кем всё расставлю? Никого не колышит.

Не смерти, не жизни, но сердца рассказ.

И можно побольше поныть, и подумать:

За что, как же так, что я сделал, зачем.

Но смысл? Причина? Всё надо обдумать:

Уехать на месяц, иль насовсем?

Уехать, и мысли оставить, сказав им:

«Мешаете, будьте же здесь до конца»

«Исчезните, впредь не докучайте, И не обретите опять вы отца»

«Вы — монстры, коварны, вы можете сделать,

Существование подле гнилым, И что же с того, что всё это правда?

Мне знать обязательно?» — «Да, не иным»

Ну что же, ну ладно, присядьте со мною, Разлейте тоску по бокалам моим,

Разбейте мечты — се утопии, помню, Вы это сказали мне утром другим.

Так что не знаю, что лучше здесь будет, Но вы не отстанете, верно же? — «Да»

Что было то было, от меня не убудет, Но верно се сказано: Мысли — вода.

Что-то застыла сегодня надолго, Вода эта, и не могу я пройти.

Быть может конец это? Должен погибнуть? На кого вы останетесь, мысли мои?

Сказала, что ей понравилось.

****

3 октября 2019 года.

Четверг.

19:37.

Напряжение в отношениях нарастает. Вера не в шутку заикнулась про развод, наверное, ничего не осмыслив перед этим. Развод ей! Она совсем чоли? Я же люблю её, мразь такую. Я на кой столько терпел её? Столько добивался? Не знаю, что писать, силы терпеть всё это уже на исходе. Не разговариваем уже четвёртый день, за Аню страшно. Эта тупица даже не понимает, что разводом мы нанесём травму ребёнку, сделаем мир в её глазах ещё более жёстче, чем он есть на самом деле. Это и страшно. Не раздел имущества, не брачный контракт, а нанесения близким своим увечий на душе. Но этой всё по боку. Она только и интересуется, когда же квартиру ей отдадут, и сколько доли ей перепадёт. Второй день пью и даже начал курить. Иногда, правда, вкус сигарет и пойла мне совсем не нравится. Я думал, когда был молодым, что если в твоей жизни всё будет прекрасно, то они тебе никогда не понадобятся. И не нужно будет лишний раз погружать себя в мир невкусных «антидепрессантов». Но люблю её.

****

4 октября 2019 года.

Пятница.

22:25.

Ненавижу эту тварь! Пошла она на все четыре стороны! На кой ляд столько любви вкладывать в человека, если он всё равно пошлёт тебя по причине «мало зарабатываешь»? Не отдала даже Анечку, и не знаю, когда её увижу. Пытался приголубить её в последний момент, что-то во мне ёкнуло тогда, и я на секунду решил остаться, но она, видимо, не пожелала моих прикосновений на своём теле, так что я решительно развернулся и ушёл из этого дома. Анечка, не знаю как, но если я не вернусь, и ты будешь читать эти строки, то знай. Хоть я тебя и никогда не видел толком, я пропадал на заработках для твоего же будущего. Мне ничего не платили толком, сама понимаешь. Не знаю, что наговорит тебе ОНА, но я всегда любил тебя, я даже не сказал ЕЙ, что первое твоё слово было «Папа». Это самое лучшее, что я слышал за жизнь. Мы тебя очень любили и всегда будем любить, даже когда нас не будет. Мы это я, и Крон. И ВСЁ. Из дома я ушёл. Ближайшее время буду жить в деревенском доме в родной Верховке, я там знаю каждый сучок. Страшно правда, вымерла почти деревня ведь. Но я должен выдержать любые удары судьбы. Я — сильный. Я — воин.

****

«Что я несу?»

Павел отбросил в сторону бардачка дневник с шариковой ручкой, и поставив стакан с кофе на держатель, завёл автомобиль и отъехал на B-19 от придорожного кафе. Павел около часа назад проехал указатель «Верховск 40», значит скоро должен подъехать к нему, а там и до Верховки не далеко. Верховск был маленький провинциальный город с населением около 50000 человек, не представляющий из себя ничего необычного, наоборот, отличался особой безнадёгой и низким уровнем жизни по сравнению с другими населёнными пунктами округа. Его держала самая настоящая преступная шайка, работать было негде, да и уехать оттуда было трудно, а молодёжи почти и не было. Павел заезжал туда несколько раз, когда там ещё жил его дядя, но даже он, закалённый и когда-то сидевший в тюрьме в прошлом военный, не выдержал жизни там, да и перебрался в город получше. Спустя некоторое время, Павел всё-таки доехал до больно знакомого ему пейзажа. Заправка с мини-магазином слева, кладбище с могилами его родителей справа, и нескончаемый лес вперемешку с полями вокруг. Старый, загрязнённый, и уже почти свалившийся указатель гласил «Верховка» и около надписи виднелась длинная стрелка, показывающая налево.

Справа от заправки, через дорогу, которая вела на Верховку, прямо у B-19, располагалась другая деревушка — «Посадовка». Павел свернул с В-19 на старую, но не поменявшуюся для него дорожку. В округе повисла ночная тьма, и дальше носа ничего не было видно, лишь фары автомобиля давали возможность видеть хоть что-нибудь, свет на заправке постепенно отдалялся в зеркале заднего вида.