Яцек Пекара - Слуга Божий Страница 4

— Вагнер, — сказал я мягким тоном, — это только девка. Ты можешь её избить батогами[19], но зачем сразу убивать?

— Не твое дело! — рявкнул он, и я увидел, что его глаза обезумели от гнева. Меня это разочаровало, так как он, вполне понятно, был совсем пьян, но инквизитор должен управлять эмоциями, также и в состоянии опьянения.

— Дорогой Тадеуш, если убьёшь эту девку, то до конца ночи тебе останется только её подружка. А я ни одну из своих не отдам. Даже не проси…

Он посмотрел на меня, и гнев вдруг погас в его глазах. Загоготал, потом хлопнул меня по плечу.

— Ты прав-в, Мортимер, — вымолвил он, а девка, услышав эти слова, облегчённо зарыдала. Он посмотрел на неё со злобной улыбкой. — Упью её л-лишь утром — добавил, но я видел, что сейчас он уже только шутит.

— Если только..? — подсказал я.

— Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, — закончил Вагнер.

— Ну-да, именно, — произнёс я. — А сейчас позволишь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, прервал в самый неподходящий момент.

Он кивнул и поднял девку за волосы. Та охнула, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль, лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на секунду ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиции нас учили читать по движению человеческих губ, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих ценить оказанные им услуги. Даже если речь идёт о таком жалком создании, как местечковая девка.

Поймите меня правильно, любезные мои, Мордимер Маддердин не является, не был и не будет человеком, который расчувствовался бы по поводу смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: «Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала», я, быть может, осудил бы лишь его горячность, но не само решение. Но тогда оказался бы в крайне неловкой ситуации. Не выношу ни бесцельного причинения боли, ни бесцельного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал: «Что вы сделали одному из этих братьев Моих меньших, то вы сделали Мне»[20]. Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я решил, что так превозносимым в Кобрице инквизиторам была бы оказана плохая услуга, если бы один из них оставил память по себе в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, любезные мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это — защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.

Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер ввалился в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельных баталий.

— Не украла его, — пробормотал он.

— Что?

— Упал мне под кровать, даже не знаю когда, — сказал он. — Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если б не ты, я бы убил невинную девушку!

— Мой дорогой, — сказал я, удивленный его угрызениями совести, — я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха потянулась к моим деньгам, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может заботить жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.

— Так думаешь? — он посмотрел на меня.

— Конечно, я так думаю, Тадеуш. Молодой инквизитор должен иметь пример для подражания. И я радуюсь, что смог встретить именно тебя…

На секунду я задумался, а не хватил ли через край. Вагнер, однако, проглотил комплимент как молодой баклан рыбку.

— Льстишь мне, Мордимер, — произнёс он, и на его лице появилась широкая улыбка.

— Я слишком прямодушен, чтобы льстить, — вздохнул я. — Временами думаю, что хотел бы когда-нибудь научиться тому, о чём говорит поэт: «Любезности возносят взаимно и фальшиво, сказать где можно прямо, вывернут непросто…».[21]

— Гейнц Риттер? — он прервал меня.

— Знаешь его пьесы?

— Конечно, — ответил Вагнер. — «Паршивцы, тараторят, млеют мотыльками», — продолжил он.

— «На них смотрю, вид сделав, что в крепкой дрёме смежил веки. Так днями дурака валяю», — закончил я.

С минуту я боялся, а не зашёл ли я с иронией слишком далеко. Но нет. Тадеуш Вагнер искренне рассмеялся.

— Я пил однажды с Риттером. Свой мужик, скажу я тебе. Я три дня не просыхал. Он покинул меня лишь тогда, когда я спустил все деньги. — Судя по тону моего приятеля, он решительно не злился на Риттера за то, что их дружба угасла вместе с исчезновением последнего дуката. Это означало, что драматург оказался и правда весёлым собутыльником.

* * *

Генрих Поммел внимательно выслушал доклад, а затем велел нам взяться за составление письменного отчёта, который надлежало отправить в канцелярию Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Несомненно, затем, чтобы в епископских конторах мышам было что есть; я не думал, чтобы у кого-нибудь было время и желание заниматься обычными рапортами местных отделов Инквизиции. Но больше всего наш начальник обрадовался кругленькой сумме, которую мы получили от почтенных и благодарных горожан. Он высыпал монеты на стол и сразу отсчитал одну четверть. Пихнул деньги в нашу сторону.

— Веселитесь, парни.

Конечно, он не намеревался объяснять нам, что сделает с остальными тремя частями вознаграждения, и мы искренне бы удивились, если бы так поступил. Но, как я уже упоминал ранее, на Поммела нельзя было обижаться. В резиденции Инквизиции у нас всегда была хорошая еда, вдоволь вина, вовремя выплачиваемые жалование и пайковые, а когда кто-то из инквизиторов вляпался в финансовые проблемы, Поммел спас его беспроцентной ссудой.

Он был мудрым человеком и знал, что для подчиненных лучше быть требовательным, но и заботливым отцом, чем строить из себя скрягу, скопидома и обдиралу, поведение которого поначалу вызывает неприязнь, а затем приводит к козням. И мы совсем не держали на него зла за то, что его многолетняя любовница как раз заканчивала строить прекрасный загородный дом, а сам Поммел через подставных лиц сдавал в аренду несколько небольших поместий.

Мы были молоды и учились у него, зная, что когда сами станем начальниками какого-нибудь из местных отделов Инквизиции, будем стараться поступать подобным благоразумным образом.