Кларк Смит - Затерянные миры Страница 4

Зобалу и Кушаре стоило больших усилий сдержать свой гнев. Оба они уже были готовы вонзить свое оружие в огромное жирное тело аббата, но тот, похоже, понял намек Симбана и отвел глаза от Рубальсы. Вместо этого он стал пристально рассматривать воинов. В его взоре на этот раз сквозила какая-то странная отвратительная алчность, которая была нисколько не лучше тех влюбленных взглядов, которые он до этого бросал на Рубальсу. Потом не менее пристального внимания Уджука удостоился и наевшийся евнух. Во взгляде аббата сквозило нетерпение гиены, пожирающей глазами свою будущую добычу.

Симбану было явно не по себе, он напугался и попытался завести с аббатом какое-то подобие разговора, рассказывая все о себе, своих спутниках и приключениях, которые привели их в Патуум. Уджука эти рассказы, казалось, совсем не интересовали. Он ничему не удивлялся, и Кушара и Зобал еще больше утвердились во мнении, что это никакой не аббат.

— Насколько мы отклонились от дороги в Фараад? — спросил Симбан.

— Я бы не сказал, что вы отклонились, — пророкотал Уджук своим подземным голосом. — Вы как раз вовремя пришли в Патуум. У нас тут не часто бывают гости, и нам всегда очень жаль расставаться с теми, кто отдает честь нашему гостеприимству.

— Добрый Хоураф с нетерпением ожидает нашего скорейшего возвращения с девушкой, — дрожащим голосом произнес Симбан. — Мы должны покинуть вас завтра рано утром.

— Завтра будет завтра, — сказал Уджук голосом наполовину елейным, наполовину зловещим. — Может случиться так, что к утру вы уже забудете об этой бесполезной, изматывающей спешке.

Остаток трапезы прошел в тишине, и, похоже, даже Симбан потерял свой обычно зверский аппетит. Уджук все продолжал ухмыляться, как будто веселая шутка, которая занимала его, не имела никакого отношения к его гостям.

Неожиданно несколько монахов вошли без зова, чтобы убрать пустые тарелки, и только когда они уходили, Зобал и Кушара поняли, что на освещенном полу рядом с неотчетливыми движущимися тенями сосудов, которые несли монахи, не было других теней! Рядом со стулом Уджука, однако, на полу распростерлась бесформенная и неуловимо уродливая тень.

— Кажется мне, мы попали в логово демонов, — прошептал Кушаре Зобал. — Ты и я, мы с тобой дрались со многими людьми, но только не с такими полупрозрачными тенями.

— Ты прав, — буркнул копейщик. — Да только этот аббат нравится мне еще меньше, чем его монахи, хотя из них только он один и отбрасывает тень.

Уджук поднялся со своего места и сказал: «Я полагаю, вы устали, а сейчас самое время поспать».

Рубальса и Симбан выпили изрядное количество крепкого эля Патуума и сейчас только сонно кивнули в знак согласия, а Зобал и Кушара, увидев, как быстро сон одолел их спутников, порадовались тому, что не очень налегали на странный напиток.

Мрак коридора, по которому аббат повел своих гостей, был рассеян только неровным светом факелов, пляшущим в сильном потоке неизвестно откуда дующего ветра. Тени беспокойно метались вокруг них, затеяв какой-то дикий танец. По обе стороны прохода были видны двери келий, завешенные только обрывками конопляной рогожи. Все монахи куда-то исчезли, кельи были темны, и в самом воздухе носилось ощущение многовекового запустения, к которому примешивался неотчетливый запах, как от груды костей, плесневеющих и гниющих где-то глубоко в тайном подземелье.

Внезапно Уджук остановился и приподнял завесу при входе в одну из келий, которая ничем не отличалась от других. Внутри на старой изъеденной ржавчиной цепи необычного плетения висела зажженная лампа. Комната была пустая, но довольно просторная. У дальней стены под открытым окном стояла кровать черного дерева со старомодным, но роскошным стеганым одеялом. Аббат дал понять, что эта комната предназначалась для Рубальсы, и, оставив ее там, предложил показать евнуху и мужчинам отведенные для них кельи.

Перспектива расставания с девушкой, за которую Симбан отвечал головой, как рукой сняла с него сон, и он стал бурно возражать против того, чтобы их разлучали таким образом. Уджук, казалось, был готов к этому. В комнате тотчас же появился монах с несколькими одеялами, которые он расстелил на плитчатом полу у входа в келью. Симбан с готовностью растянулся на этой импровизированной постели, и Уджук с воинами удалились.

— Заходите, — сказал аббат, и его волчьи зубы при этом недобро блеснули в свете факела. — Вы хорошо выспитесь на постелях, которые я для вас приготовил.

Однако Зобал и Кушара решили простоять всю ночь на часах около двери в келью Рубальсы. Они сухо сообщили Уджуку, что несут ответственность перед Хоурафом за безопасность девушки, и должны все время наблюдать за ней.

— Желаю вам приятного дежурства, — сказал Уджук со смешком, напоминающим смех гиены, да еще и доносящийся из какой-нибудь подземной гробницы.

Когда он ушел, показалось, что черный мертвящий сон седой старины воцарился в здании. Рубальса и Симбан спали беззвучным сном, и из-за задернутой занавеси не доносилось ни звука. Два воина разговаривали только шепотом, боясь разбудить девушку. Оружие их было готово к бою, и они, не смыкая глаз, следили за темным коридором. Воины совсем не доверяли этой тишине вокруг них и были уверены, что орды грязного бесовского отродья притаились сейчас под ее прикрытием и выжидают подходящего момента для нападения.

Однако пока их опасения ничем не подтверждались, и в сквозняке, который тянул вдоль стен, не чувствовалось ничего, кроме давно забытой смерти и тысячелетнего одиночества и запустения. Привыкнув к темноте, воины стали различать на стенах и полу признаки ветхости и разрушения, которых не замечали раньше. Какое-то внутреннее чувство говорило, что надо ожидать худшего: им представлялось, что монастырь простоял на этом месте тысячи лет необитаемыми руинами, что сам аббат и его не отбрасывающие тени монахи не больше чем наваждение. Дьявольские голоса и чернота, которые привели их сюда, как овец, были не настоящими, а кошмаром, само воспоминание о котором постепенно исчезало, как исчезают днем воспоминания о дурном сне.

Скоро их начали беспокоить жажда и голод, ведь с раннего утра они ничего не ели, если не считать нескольких глотков вина или воды, которые им удалось в спешке перехватить днем. Несмотря на это, оба воина чувствовали, как их совершенно некстати начинает одолевать сонное оцепенение. Они клевали носом, проваливались в забытье и просыпались, и вскакивали для того, чтобы осмотреться, но тишина голосом сирены из опиумных сновидений говорила им, что все опасности миновали и бояться нечего.

Прошло насколько часов, и через окно в западной стене коридора, где они несли свою стражу, проник свет восходящей луны. Зобал и так чувствовал себя немного бодрее Кушары, а внезапное смятение среди животных во дворе заставило его окончательно прийти в себя. Через окно его ушей достигала оглушающая какофония — к неистовому ржанию лошадей присоединялся низкий и грубый рев ослов. Казалось, страх переполнял животных. Кушара тоже проснулся.