Олег Кожин - Темная сторона дороги (сборник) Страница 4

Когда он говорит о страницах, я думаю о толстой папке с заголовком «Административный материал» с торчащим из нее краем миллиметровой бумаги. Вспоминаю, какой ровной и безопасной кажется на бумаге Первомайская улица. Думаю о летнем вечере, когда солнце только-только село, и начинает стремительно темнеть.

Я думаю об этом и понимаю, что уже стою на перекрестке Первомайской и 5-й Парковой. 22 часа. 23 июля. Я медленно поднимаю руку.

Пару минут никто не останавливается, рука начинает уставать, но потом возле меня резко тормозит черная запыленная машина – в сумерках я даже не успеваю рассмотреть модель.

Стремительно, чтобы не успеть передумать, я сажусь на пассажирское кресло, бормочу адрес, захлопываю дверцу и судорожно начинаю дергать ремень безопасности. Водитель не ждет, пока я пристегнусь, и стартует. Все бомбилы так поступают. Все до единого.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, плавно вытягиваю ремень и защелкиваю его.

– Зачем пристегиваешься? – спрашивает водитель.

Я поворачиваю голову и вижу Бомбилу в профиль. Человека, который год назад повернул налево.

Этого не может быть. И конечно, это возможно. Я видел в протоколе его адрес – он живет в этом районе и, значит, так же «бомбит», только уже на другой машине. Тот вишневый «хюндай» не подлежал восстановлению.

– Остановите… – говорю я. Думаю, что говорю, потому что на самом деле не издаю ни звука. Надо будет рассказать об этом психологу.

Бомбила ничем не выказывает, узнал ли он меня или нет, и проезжает перекресток с 7-й Парковой на мигающий желтый. Доезжает до 9-й Парковой и притормаживает, пропуская пешеходов. По лобовому стеклу начинает барабанить дождь.

Я сбрасываю с себя оцепенение и на этот раз действительно говорю вслух:

– Я выйду тут.

Пытаюсь отцепить ремень безопасности, но пряжку ремня заклинило. Пока я тщетно стараюсь освободиться, загорается зеленый, и Бомбила трогает с места по трамвайным путям:

– Зачем выходить? Недалеко же.

Он поворачивает голову, и я впервые смотрю ему прямо в глаза. Бомбила узнает меня и улыбается. Он смеется надо мной. Потому что машина, в которой я еду, больше не черная – потоки дождя превращают ее поверхность в темно-вишневую. Потому что я не помню имен Психолога, Лейтенанта, Девушки-на-Каталке, Вэдэвэшника и Правосудия – я еще не встретил их. Потому что это не годовщина аварии. Это сама авария.

Бомбила успевает прилично разогнаться и на 11-й Парковой, не притормаживая на стоп-линии, начинает резкий поворот налево.

Он не должен повернуть. Куда угодно, только не туда.

Непослушный замок ремня безопасности раскрывается, я бросаю тело влево, хватаю обеими руками руль и выворачиваю его вправо.

Водитель кричит, и я понимаю, что это не Бомбила. Даже отдаленно не похож – пожилой мужчина с бородкой. Его черная «хонда» делает неуклюжий рывок вправо, и я понимаю, что нас несет прямо на переполненную людьми автобусную остановку за перекрестком.

Я хочу, чтобы время остановилось здесь и сейчас, и оно останавливается.

Было 22:10, 23 июля.

М. С. Парфенов

Гроб на колесах

© М. С. Парфенов, 2014

г. Сочи

В половине восьмого утра Артем себя чувствовал отвратительно. Принять душ не успел, только пару раз брызнул чуть теплой водой из крана на лицо, но помогло ненадолго. Глаза слипались, голова болела. Зубы почистить просто забыл, и во рту ощущался кислый привкус чего-то перебродившего, вполне возможно – вчерашнего полуночного ужина. Прислонившись затылком к рекламному плакату на фонарном столбе, Артем едва не отключился. А когда, встряхнувшись, полез в куртку за сигаретами, вспомнил, что оставил их дома, на раковине.

Твою мать.

Низенькая плотная бабулька в выцветшем плаще зыркнула в его сторону сердито, как будто читала мысли. Откуда только берутся такие старухи на любой остановке в любое время суток? Носительницы морали ни свет ни заря караулят чего-то, как в деревнях своих привыкли. Что называется, «с первыми петухами» влечет их – на рынки, дачи, огороды. Вон и авоська из кармана торчит. Как пить дать, для лаврового листа и прочей ерунды, которая у них в приправу к борщам и соленьям идет… Где уж тебе, бабка, понять молодого парня, которому на работу спозаранку в понедельник – ах как влом…

Вообще, остановка почти пустовала. Помимо Артема и бабки, стоял только мальчишка с джинсовым рюкзаком за плечами и нитками наушников в ушах. Этот на других внимания не обращал в принципе, ушел в себя, в музыку свою. Что он там сейчас слушает? Дай бог, «Нирвану», а не шансон какой-нибудь.

По противоположной полосе проехала машина, еще одна. Артем постепенно приходил в себя, просыпался, даже почувствовал холод. Ну да, утро же, солнышко вроде бы и встало, а вроде и нет еще – оттого свет блеклый, как через салфетку, а воздух по-осеннему чист и пахнет озоном, потому что ночью был дождь. Точно-точно, был. Гром гремел, и Артем слышал его сквозь сон, вроде даже и вспышки молний отсвечивали на потолке спальни. И трасса темная от дождя, сырая еще, не просохшая.

Из-за поворота показалась маршрутка.

Обычная маршрутка, белая «Газель», с широкой темной полосой грязевых брызг по корпусу над колесами и надписью поверх лобового стекла, начинавшейся с TRANS. Постояла у перекрестка, культурно ожидая, когда огонек светофора сменится на зеленый, а потом неспешно подкатила к остановке.

Номер маршрута прочесть было трудно, да и незачем. Отсюда, с окраины, трасса ведет прямо в центр, так что мимо офиса не проскочишь. Он поднялся, бабка с юнцом тоже подскочили к машине. На двери было написано: «Открывается автоматически», однако старуха все равно захлопала руками о борт в поисках ручки, что-то забубнила ворчливо под нос. Артем уже знал, свидетелем какой сцены станет в самом салоне: возмущение, вопли «у меня проездной», «я инвалид второй группы, всю войну прошагала». У пацана наушники, ему легче…

Артем хотел сесть на одно из двух мест впереди, рядом с водителем, но вовремя заметил, что там уже занято. Кто-то сидел, отвернувшись от окна так, что виднелась лишь копна темных спутанных волос. Ладно, хрен с вами, подумал он. Поеду с бабкой, послушаю с утра пораньше концерт по заявкам.

Наконец дверь открылась, издав какой-то странный хлюпающий звук – будто кто носом громко сопли втянул. Толстуха в плаще, кряхтя и охая, протиснулась внутрь, затем туда же нырнул школьник. Последним, сплюнув утреннюю мокроту на асфальт, запрыгнул Артем. Дверца закрылась за ним, как крышка гроба.

В «гробу» было тепло. Несмотря на ранний час, салон машины был почти полон. Окинув сонным взглядом нутро маршрутки в поисках свободных мест, он увидел лишь два. Бабка заняла сиденье впереди, оставив жалкий клочок у окошка, куда еще надо было протиснуться между нею и небритым мужиком. Одно из двух сидений рядом с дверью занял юный меломан, на оставшемся месте устроился Артем. В задней части тихо сидела девица не особо приятной наружности, а совсем в глубине угадывались хмурые лица нескольких мужчин, один из которых явный кавказец. Рассматривать спутников не очень-то хотелось, однако факт оставался фактом – в машине было гораздо теплей, чем на улице. Артем решил, что это пассажиры надышали.