Джон Соул - Присутствие Страница 4

Сборная школы...

Вот его голубая мечта.

Он никогда не будет таким высоким, чтобы пойти в баскетбол, или таким массивным, чтобы заняться футболом. Для бейсбола он, пожалуй, уже староват. Так что остается бег. И если он в чем-то превосходит других, так это именно в беге. Даже когда астма донимала его так, что не вздохнуть, все равно ему удавалось на короткой дистанции обогнать всех ребят в классе. У них даже была шутка такая: не пытайся обойти Сандквиста на старте, держись сразу за ним, и рано или поздно он отстанет, как неисправный будильник.

Шутка ничуть не была преувеличением. Всего год назад он не мог пробежать больше чем четверть мили. Хотя в начале забега он неизменно шел первым, ему ни разу не удавалось выиграть дистанцию на пятьдесят ярдов, не говоря уж о ста, которую Майкл неизменно завершал в хвосте.

Но даже когда приступ был хуже некуда, он никогда не сдавался. Мать, утешая, говорила: подумаешь, у нас в роду ни с какой стороны никогда не было спортсменов, – но это только прибавляло ему упорства. Что она, женщина, понимает? Это мужское дело. Вот отец, будь он жив, он бы понял.

Когда бы Майкл ни бежал, борясь с удушьем, заставляя свое тело работать на пределе сил, стремясь побороть устрашающую, владеющую им с раннего детства болезнь, он воображал себе, как отец приветствует, подгоняет его. Хотя черты родного лица со временем затуманились и трудно было порой припомнить этот низкий, глубокий голос, Майкл постоянно видел отца перед собой. Это вошло в привычку, и наконец он стал побеждать свою астму.

Покончив со штангой, он лег на пол, чтобы быстренько отжаться, по-прежнему дыша почти ровно, потом пошел к перекладине, по пути взглянув на свое отражение в затянутом проволочной сеткой стекле, отделявшем зал от тренерской. Вот здорово, грудная клетка стала заметно шире, заметно.

Каждый день, рывок за рывком, отжим за отжимом, круг за кругом, результат дает себя знать.

И другие ребята уже больше не смеются над ним, если не считать Слотцки. И даже этот гад Слотцки отвяжется, когда ему удастся войти в школьную сборную по легкой атлетике.

И совсем не в качестве спринтера.

Нет, Майкл поставил себе более высокую цель – бег на длинные дистанции, где выносливость значит столько же, сколько скорость, если не больше.

Он закончил подтягивания и снова проверил дыхание – чуть тяжелее, чем в начале тренировки, но ничего похожего на одышку, ничего похожего на то, как начинались те приступы, давившие его липким, удушающим страхом. Он направился к металлической лестнице на беговую дорожку, опоясывающую зал на высоте в двенадцать футов, сразу под стропилами и значительно выше баскетбольных корзин. Перескакивая через ступеньку, он бросил взгляд на часы, висящие на дальней стене.

Осталось двадцать минут. До душа можно успеть сделать еще пару миль.

Он побежал, тщательно рассчитав шаг с тем, чтобы не сбавлять его на каждом из крутых поворотов по углам зала. На треке больше никого не было; одноклассники были внизу – кто играл в баскетбол, кто качал мускулы, но большинство валялось на матах, ожидая конца урока.

– Эй, Сандквист, – с гнусной ухмылкой закричал Слотцки, – ты не боишься там сдохнуть, а?

Его дружки послушно заржали, а Майкл, остановленный окриком на бегу, машинально поднял средний палец левой руки.

Это была ошибка.

Ухмылка сползла с физиономии Слотцки. Он встал с пола и двинул на трек, трое его приятелей – следом. Озираясь, куда бы скрыться, Майкл недоумевал, что за порыв толкнул его на такую непроходимую глупость. Вспомнились, кстати, и слухи о том, как Слотцки сбросил однажды кого-то с крыши.

Тот, между тем, с одним из приспешников приближался слева, в то время как еще двое брали Майкла в клещи с другой стороны.

– Ну, что, дерьмо цыплячье, попался? – глумился на ходу Слотцки.

Майкл взглядом окинул поле боя. Выход у него оставался только один. Он лег на живот, свесил ноги с края трека, потом опустил все тело, пока не повис, держась только на пальцах. Слотцки теперь бежал к нему, и хотя был еще футах в тридцати, Майкл очень живо представил себе, как вражеские кроссовки раздавливают ему пальцы. Даже не глянув под ноги, он ослабил хватку, полетел вниз, едва коснувшись пола, свернулся колобком и откатился в сторону.

Резкая боль пронзила ему плечо, но он пренебрег ею, неловко поднялся на ноги и поднял голову к треку.

Слотцки, вися на поручне, смерил Майкла взглядом, а затем с мастерством, добытым многими годами практики, сплюнул прямо на него и прибавил:

– Ничего, после школы увидимся.

Вытирая с лица липкую слюну Слотцки, Майкл отступил на несколько шагов, повернулся и потрусил в душевую.

Интересно, с чем явится Слотцки после уроков – с ножиком или с пистолетом?

Или с тем и другим вместе?

Катарина Сандквист прекрасно понимала, что ей следовало бы заниматься своими непосредственными обязанностями. Перед ней на рабочем столе в служебном кабинете Музея естественной истории лежал фрагмент челюсти гоминида, неделю назад найденный при раскопках в Африке. Не то чтобы с ним было много работы: с первого взгляда она уверенно идентифицировала образец как принадлежавший Australopithecus afarensis и последующие исследования не дали серьезных оснований подвергнуть этот вывод сомнению. Обломок челюсти нашли в районе, где Australopithecus afarensis были явлением если не обычным, то и не неслыханным, и при этом на глубине, которая, в общем-то, если не считать несколько необычных данных, выявившихся при датировке по углероду, соответствовала тому уровню, на котором можно было ожидать именно этот вид предшественников Homo sapiens. Проблема состояла в том, что ее все время отвлекали фотографии, прибывшие через день после челюсти австралопитека.

Фотографий было с полдюжины, и к ним прилагалось письмо с описанием места съемки. Имя на конверте – Роб Силвер – сразу обратило на себя внимание. Хотя Катарина всего несколько раз встречалась с Силвером за двадцать с небольшим лет, минувших с тех пор, как они вместе кончили колледж, он представился ее взору с удивительной ясностью: высокий, мускулистый, с непокорной шапкой светлых волос и голубыми глазами, которые – по крайней мере, одно время – заставляли трепетать ее сердце. Роман, впрочем, быстро заглох, когда Том выбрал специализацию по полинезийской культуре, а она занялась прачеловеком и их разделили не только различие профессиональных интересов, но и расстояние в пол земных шара. В течение четырех лет после этого она встретила Тома Сандквиста, вышла за него замуж и родила Майкла.

Когда Майклу было шесть лет, Том Сандквист погиб.

В Африке, чудесным летним утром, десять лет назад. Да, прошло уже десять лет, но это зрелище стоит у нее перед глазами так ясно, словно было вчера. Том улетал в Найроби, чтобы оттуда отправиться в Амстердам, где должен был прочесть доклад о раскопках, которыми они оба занимались пять последних лет. Катарине в отсутствие Тома предстояло руководить работами, а Майклу – беззаботно играть с друзьями, местными ребятишками. Они с Майклом стояли, держась за руки, а одномоторная «Сессна» Тома разбежалась по укатанной взлетной полосе и поднялась в утреннее небо. Обычно пилот делал над их головами прощальный круг, но сегодня ему вздумалось покрасоваться.