Роберт Стайн - Оборотень из болот Страница 4

– Грэди, смотри! – неожиданно завопила Эмили.

Она меня перепугала до полусмерти. Даже не знаю, что я ожидал там увидеть, но уж точно что-то ужасное типа взбесившегося бегемота.

Я поднял глаза… Торфяное болото! Прямо перед нами. Тот самый торфяник, куда меня едва не столкнула любящая сестрица.

– Да! – радостно закричала Эмили. – Я знала! Я знала, что мы идем куда нужно! У меня было предчувствие.

Я не представлял, что можно так радоваться при виде вонючей лужи с бурлящей зеленой водой. Но мы с Эмили только что не плясали от счастья. Мы миновали торфяник и дальше бросились бегом. Нам не терпелось добраться до дома. Теперь мы знали, куда идти.

– Домой! – орал я во всю глотку, размахивая на бегу руками. – Домой!

Я обогнал Эмили и со всех ног рванул вперед.

От моего былого уныния не осталось и следа.

Но тут кто-то схватил меня за ногу и повалил на мокрую землю.

5

Я приземлился на четвереньки и больно ушиб коленки и локти.

Внутри у меня все оборвалось.

Во рту появился противный привкус крови.

– Грэди! Вставай! Вставай! – закричала Эмили.

– Не могу… оно меня держит, – выдохнул я. Голос сорвался.

Сердце так колотилось в груди, что казалось, сейчас разорвется. Я снова почувствовал привкус крови во рту.

Я поднял глаза и увидел, что Эмили согнулась от смеха. От смеха?

– Кто тебя держит? Древесный корень?! – Она никак не могла отсмеяться.

Я проследил за направлением ее взгляда… и увидел, что никто меня никуда не тянул. И уж тем более не хватал за ногу. Я просто запнулся о корень. Здесь было полно корней, высоко выступающих из земли. Вот я и «попался».

Правда, и корень был достойный. Белый-белый и согнутый посередине. Похожий на ногу скелета из фильма ужасов.

Но почему я тогда чувствовал кровь во рту?

Я провел языком по губам. Нижняя губа распухла и немного побаливала. Наверное, я прокусил ее, когда шлепнулся.

Я поднялся на ноги. Коленки щипало, я их ободрал. Губа разболелась. Я чувствовал, как течет кровь у меня по подбородку.

– Какой же ты неуклюжий, Грэди, – усмехнулась Эмили, но тут же посерьезнела. – Ты не ушибся? С тобой все в порядке? – Она заботливо стряхнула листья, прилипшие к моей футболке.

– Да вроде нормально… – Правда, меня немножко трясло. То ли после удара, то ли от страха. Ведь я действительно перепугался до полусмерти. – Знаешь, мне на самом деле показалось, что меня кто-то схватил. – Я выдавил жалкий смешок.

Эмили положила руку мне на плечо, и мы пошли дальше бок о бок. Теперь мы уже не бежали, как какие-то малахольные, а шли обычным шагом.

Сквозь густую завесу листвы, словно сквозь частое сито, сочился желтый свет солнца. Он ложился на землю рваными пятнами. Сочетание света и тени создавало какую-то таинственную, нереальную атмосферу. Казалось, мы шли сквозь зыбкий мир сновидений.

В кустах рядом с тропинкой зашебуршала какая-то мелкая зверюшка. Мы с Эмили даже не посмотрели в ту сторону. Нам хотелось скорее добраться до дома.

Но вскоре мы поняли, что идем совсем не туда, куда надо.

Мы вышли к маленькой круглой поляне, со всех сторон окруженной высокими пальмами.

Листья потрескивали и поскрипывали на ветру. Громко галдели птицы.

– Ух ты! – Я указал пальцем на какие-то круглые серые штуки, которые заполонили всю поляну, возвышаясь над зеленой травой. – Что это может быть?

Эмили пожала плечами:

– Не знаю. Грибы какие-нибудь.

– Размером с футбольный мяч?

Эмили собралась было ответить, но тут мы увидели хижину.

Крошечную лачужку, скрытую в тени двух кипарисов. На другой стороне поляны. Сразу же за «грибным» местом.

Мы с сестрой замерли, не веря своим глазам. Я даже не знаю, сколько мы так простояли, изумленно таращась на хижину. Потом, не сговариваясь, подошли ближе. И снова остановились.

Она была очень маленькой, эта хижина. И на удивление низкой. Разве что чуть выше меня. Крыша покрыта стеблями какого-то растения. То ли тростником, то ли сухой травой. Стены сложены из нескольких слоев широких пальмовых листьев.

Дверь, сплетенная из тоненьких веточек, была плотно закрыта.

Окон не было вообще.

В нескольких метрах от двери чернело выжженное пятно, присыпанное золой. Место для костра.

Рядом с кострищем стояла пара старых стоптанных ботинок. Тут же валялись пустые консервные банки и пластиковая бутылка. Тоже пустая и приплюснутая сверху.

– Как ты думаешь, тут кто-то живет? – спросил я у Эмили, почему-то понизив голос. – Посреди болот?

Сестра пожала плечами. Я заметил, что она вся напряжена от страха.

– Если здесь кто-то живет, может быть, он нам подскажет дорогу домой, – сказал я.

– Может быть, – пробормотала Эмили, пристально глядя на хижину.

Мы подошли еще чуть ближе. Буквально на пару шагов.

«Интересно, кому пришло в голову поселиться в крохотной хижине посреди болот? – размышлял я про себя. – И почему он решил здесь обосноваться?»

И тут меня вдруг осенило.

Да потому, что здесь очень удобно прятаться!

– Он здесь скрывается. – Я и не заметил, что говорю вслух. – Это, наверное, какой-то преступник. И он совершил что-то ужасное. Ограбил банк… или убил кого-нибудь. И теперь он здесь прячется.

– Тс. – Эмили закрыла мне рот ладонью. При этом она случайно задела ссадину У меня на губе.

Мне было больно. Я мотнул головой, чтобы стряхнуть руку сестры.

– Есть кто-нибудь дома? – тихонько позвала Эмили. Я заметил, что у нее слегка дрожи: голос. – Есть кто-нибудь дома? – повторил; она поувереннее.

Я тоже решил поучаствовать, и мы принялись кричать на два голоса:

– Кто-нибудь дома есть? Есть кто-нибудь дома?

Мы прислушались. Тишина.

Мы подошли совсем близко к хижине и остановились у двери.

– Есть кто-нибудь дома? – спросил я в последний раз.

Потом решительно протянул руку и взялся за дверную ручку.

6

Но только я собрался потянуть дверь на себя, как она неожиданно распахнулась – причем так резко, что едва не сбила нас с ног. Мы отскочили назад и уставились на человека, который появился в темном дверном проеме.

Он смотрел на нас с Эмили совершенно безумным взглядом. Глаза у него были черные-черные. И какие-то диковатые. Длинные серые волосы – то ли седые, то ли просто светлые, но давно не мытые – были собраны сзади в хвост.

Лицо у него было кирпично-красного цвета. Может быть, обгорело на солнце. Или побагровело от ярости. Во всяком случае, он смотрел на нас очень даже неприязненно. И выражение у него было самое что ни на есть угрожающее.

На нем были черные мешковатые джинсы, белая рубаха – вся замызганная и помятая – и старые стоптанные сандалии.