Виктор Песиголовец - Лицо порока Страница 4

— Кто эта сказочная королева? — взволнованно спросил я Володю, который вдохновенно протирал стеклотару.

Он даже не поинтересовался, кого я имею в виду.

— Не знаю, — шепнул, наклонившись через стойку. — Приходит редко. И всегда с этой болтушкой, которая хлещет шампанское не хуже, чем прапорщик дармовой спирт.

— Можешь как-нибудь узнать ее имя? — я не мог оторвать взгляд от чудной синеглазки. Но она упорно на меня не смотрела.

— Постараюсь.

Допив водку, я отправился обратно в редакцию. Нужно было нарисовать компьютерщикам макет третьей полосы газеты и дописать судебный очерк.

День незаметно подошел к концу. Домой меня подбросил водитель редакционной «Лады» Сергей. Культурный, как неопохмеленный дворник, он слова не мог сказать без трехэтажного мата. Дорогой забавлял меня своими набившими оскомину байками о водке и женщинах. Других тем для него не существовало.

— Приезжаю я с одной кошечкой на дачу, сгорела бы она к ядреной фене! — добродушно тараторил Сергей, ловко управляя машиной. — А там какие-то ханыги водку пьют в баньке. Ну, я хватаю ружьишко, оно у меня в тачке было, и к ним. Ханыги меня как увидели — шмотки в ручки и наутек!

Я делал вид, что рассказец меня занимает, то и дело восклицая «Ну!» и «Ух ты!». Водитель энергично крутил баранку, сигналя зазевавшимся на перекрестках легковушкам.

— Догнал. Спрашиваю ханыг, какого хрена им понадобилось в моей баньке, — продолжал Сергей захлебываться словами. — А они, по вибратору им в задницы, говорят, мы, дескать, замерзли и решили укрыться от ветра. Короче, туда-сюда, они мне пузырь всучили и убрались к ядреной матери.

— В общем, ты в накладе не остался!

— Да! — скалил зубы Сергей. — Содрал с ханыг бутылку, перья им в рот, а яйца за уши!

Приехали. Дома меня ожидал приятный сюрприз — пустая квартира и записка на тумбочке в прихожей: «Поехала с детьми на два дня в село к родителям. Сможешь — приезжай. Твоя жена».

Послонявшись по комнатам, помывшись и переодевшись, я решил посвятить этот вечер Ларисе — тридцатишестилетней женщине, к которой очень привязался. Я наведываюсь в ее уютную двухкомнатную квартирку уже около двух лет.

К Ларисе — десять минут хода.

— Я ведь только побочное явление в твоей жизни! — с горькой укоризной говорит Лариса. Она готова расплакаться.

— Что будем делать?

— Ты мужик, ты и решай!

У Ларисы короткая стрижка, пепельные волосы, серые большие глазища, всегда почему-то грустные. Она очень аппетитная на вид: крутые бедра, высокая, полная грудь и престройные ножки, немного тонковатые для ее форм. С этой женщиной по доброй воле я не расстанусь никогда.

— Я люблю тебя! — убежденно возвещаю, прижав руку к сердцу.

Она стоит, прислонившись спиной к стене в прихожей, и нервно теребит кармашек халата.

— Так почему же ты опять четыре дня ко мне не приходил? Понимаю, что не можешь часто оставаться у меня на ночь. Но зайти на полчасика после работы — неужели так трудно?

Я не знаю, что сказать Ларисе. Стою и молчу. А правда такова: то ездил с сыном в цирк, то пил с друзьями, то наведывался к другим женщинам, то… В общем, то да се…

— Прости, пожалуйста! Ладно? — виновато роняю я после затянувшейся паузы.

Лариса, плотно запахнув халат, стоит передо мной с опущенной головой. Ее губы, как обычно, когда она обиженна, сжаты. На пушистых ресницах — роса. Роса блестит, словно отполированное серебро. Я целую Ларису. И пью с ее глаз жидкое серебро. Оно горькое, будто обожженный солнцем огурец.

— У тебя таких, как я, много, — сокрушенно бормочет Лариса. — Я догадываюсь, ты коллекционируешь женщин. Ты…

— И кто же я? Скажи! — слабый персиковый аромат шелковой кожи дурманит. На белой шейке Ларисы бьется жилка. Я чувствую ее пульсацию губами.

— Ты бабник! И я жалею, что связалась с тобой. Но теперь уж что говорить? Ладно! Пусть у тебя будет столько женщин, сколько ты хочешь. Но я ведь не какая-нибудь очередная девка, я ведь люблю тебя, понимаешь? А ты четыре дня не приходил. Никогда не делай так, никогда!

Я целую Ларису в губы. Целую долго и вдохновенно. Я не знаю, чем загладить свою вину, кроме как поцелуями. К тому же я действительно крепко соскучился.

Потом мы пьем на кухне кофе.

— Ты права, женщины, кроме тебя, у меня есть, — говорю я, глядя в грустные глаза Ларисы. — Я всех вас боготворю. За каждую из вас душу отдам. И это чистая правда!

Она печально склоняет свою красивую головку. Тихо произносит:

— Верю, что ты говоришь правду.

— Стараюсь не врать, — мягко улыбаюсь я. — Особенно женщинам, которыми дорожу.

Очарованный исходящим от тела Ларисы ароматом, я усаживаю ее к себе на колени и начинаю пылко гладить и тискать. Я любуюсь ее шеей и грудью, жадно целую их, стараясь не оставлять засосов.

Чуть позже, обнявшись, мы лежим в спальне на кровати. Лариса гладит мои плечи. Я глажу ее бедра. Затем принимаюсь за нее всерьез. Целую всю, начиная, как обычно, с шеи. Мои губы настойчивы и требовательны, но нежны и бережны, они умеют ласкать.

Пассивность Ларисе не свойственна, и уже через несколько минут она в свою очередь берет в оборот мое тело. Берет надолго и без слов. И правильно, зачем болтать? Слова нужны только фригидным и импотентам. Полноценным, горячим они ни к чему.

Мы занимаемся любовью пылко и страстно, как молодожены.

Отсчитывая, минуты, громко тикают часы на стене.

…Утро. Рассвет. Мраморные бедра Ларисы. Господи, куда я смотрю, ей же, бедняжке, холодно! А она дремлет, подложив руку под голову и причудливо изогнувшись.

Я размышляю: пойти на кухню, выпить рюмочку, сварить кофе и тогда уже разбудить Ларису? Или лучше сейчас разбудить? Ведь ей на работу. И мне…

Ладно, сначала рюмочку. Для поднятия тонуса. А уж опосля…

На работу мы, конечно, опоздали. Я звоню шефу, нагло вру о плохом самочувствии и падаю на койку. Меня так и тянет под крылышко Ларисы, мне кажется, что мы еще не сполна насытились друг другом. Через час, уткнувшись носиком в мою грудь, она опять засыпает.

Я бужу ее не сразу, даю время отдохнуть.

— Милый, ты счастлив? — едва открыв глаза, спрашивает Лариса и сладко потягивается.

Я с вожделением смотрю на ее обнаженное тело.

— С тобой — всегда!

Лариса, сияя белозубой улыбкой, протягивает ко мне руки. И как теперь нам объясняться на работе?

Я появился в редакции около полудня. Секретарша возникла в дверях кабинета сразу, как только я вошел и плюхнулся на стул.

— Вот, это передал тебе какой-то узколобый тип! — она бросила на стол конверт.

Я с интересом взглянул. На титульной стороне корявым, причудливым почерком была нацарапана моя фамилия. Ага, хозяин мельничного комплекса Дмитрий Краско рассчитался за вчерашнюю услугу. Что ж, очень даже кстати. Я сунул конверт в карман пальто. И весело взглянул на Машу. Сегодня она была одета в сиреневую юбку и желтую кофточку, опять же с глубоким декольте. Почему-то смущаясь, секретарша потупила взор.