Монтегю Джеймс - В назидание любопытным Страница 4

«Что теперь следует делать?» — начал Пэкстон. Лонг (как он впоследствии мне объяснил) счел за благо прикинуться болваном и сказал: «Почему бы вам не разыскать хозяина земли и не сообщить я ему…» — «О нет, нет! — нетерпеливо перебил его Пэкстон. — Прошу прошения, вы очень добры, по разве вы не видите, что мне заказано возвращаться туда. Я ни за что не осмелюсь сунуться туда ночью, а днем это невозможно. Но может быть, вы просто не видите?.. С тех пор как я прикоснулся к короне, я нигде и никогда не бываю один». — Я было раскрыл рот, чтобы плоско пошутить по этому поводу, но Лонг взглядом остановил меня. Он сказал: «Думаю, что вижу то, о чем вы говорите, но, пожалуй, вам самому станет легче, когда вы обрисуете ситуацию более ясно».

Тут все встало на свои места. Пэкстон повернул голову назад и кивком показал, чтобы мы подошли поближе. Он понизил голос. — Безусловно, мы слушали его очень внимательно; кроме того, позже мы сопоставили свои наблюдения, и я записал нашу общую версию. Поэтому вы можете быть уверены, что я в состоянии воспроизвести все, что он сказал, слово в слово. Вот его рассказ: «Это началось, когда я осматривал курган. Что-то мне постоянно мешало. Рядом все время присутствовал какой-то человек. Он стоял и смотрел на меня из-под елей. Это было днем. Он так и не позволил себя рассмотреть, я замечал его лишь краешком глаза. Он постоянно находился слева или справа от меня, но когда я поворачивался к нему лицом, то никого не обнаруживал. Я лег на землю и пролежал довольно долго, внимательно оглядываясь по сторонам. Убедившись, что поблизости никого нет, я продолжил изучать подступы к тайнику, но он тут же появился вновь. Более того, он стал как бы подсказывать мне, что нужно делать. Я мог оставить молитвенник где угодно, но если я не запирал книгу в чемодане, то по возвращении обнаруживал ее на столе. При этом всякий раз молитвенник оказывался раскрыт на форзаце с именами Эйджеров и прижат бритвой, которая не давала книге захлопнуться. Я полагаю, что этот человек по каким-то причинам просто не в состоянии открыть запертый чемодан, хотя может быть, дело в чем-то ином. Вы видите, какой он бледный и слабый, но я все равно не смею посмотреть ему в глаза. Конечно, когда я пробивал штольню, было намного хуже, и не будь я так захвачен желанием во что бы то ни стало добыть корону, я бы, наверное, все бросил и убежал. Я все время чувствовал, как мою спину что-то слегка царапает. Поначалу я думал, что это просто осыпаются частички грунта, но чем ближе была корона, тем явственнее становилось это ощущение. Ошибиться было невозможно. И в тот момент, когда я вскрыл тайник, взялся пальцами за обруч и вытащил корону, сзади послышался душераздирающий стон — не передать словами, сколько отчаяния и боли он в себя вместил. Но в нем была не только боль, но и страшная угроза. От моего упоения находкой в один миг не осталось и следа. Не будь я столь непроходимо глуп в ту минуту, я бы тотчас положил корону на место и больше не трогал ее. Но я этого не сделал. Все последующее сливается в один сплошной кошмар. У меня было несколько часов, чтобы вернуться в гостиницу, не нарушая приличий. Но я потратил много времени, засыпая землей вход в штольню и заметая прочие следы своей деятельности. Все это время он был рядом и старался мне помешать. Знаете, мне кажется, он появляется и исчезает, когда ему заблагорассудится. Он совсем близко, но увидеть его нельзя, как будто он имеет власть над твоими глазами. Я провел рядом с тайником целую вечность, до восхода солнца, а потом мне пришлось пешком идти в Сибург, чтобы вернуться на поезде. Вскоре совсем рассвело, но я отнюдь не уверен, что свет дня принес мне сколь-нибудь значительное облегчение. Вдоль дороги на всем ее протяжении были живые изгороди — где-то из шиповника, местами — состоящие из других кустов — и заборы, то есть прекрасные укрытия для наблюдателя. Я ни на секунду не мог позволить себе расслабиться. Чуть позже мне навстречу стали попадаться люди, направляющиеся на работу, и все они очень странно на меня смотрели. Вернее, не на меня, а на нечто находящееся у меня за спиной. Возможно, конечно, что они просто были удивлены, встретив прохожего в столь ранний час, но я не думаю, что дело было только в этом. Ведь, в конечном счете, они смотрели не на меня. И носильщик на станции посмотрел очень странно. И проводник оставил дверь вагона открытой, после того как я вошел. Именно так он должен был поступить, если бы за мной собирался войти кто-то еще. О, я вас уверяю, все это вовсе не мои фантазии», — сказал Пэкстон с грустной усмешкой. Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил: «Даже если я теперь положу корону на место, он меня не простит — я могу сказать это со всей определенностью. Каким счастливым человеком я был всего две недели назад». — С этими словами он упал в кресло и, по-моему, даже заплакал.

Мы не знали, как быть, но чувствовали себя обязанными как-то помочь Пэкстону и поэтому — нам казалось, что это единственная возможность, — сказали ему, что раз он так сильно желает вернуть корону в тайник, мы ему поможем в этом. Должен вам сказать, что после того, что мы услышали, именно этот выход представлялся нам наилучшим. Ужасные последствия, которые имел поступок бедняги, со всей убедительностью доказывали, что с короной действительно связана некая таинственная сила, которая, согласно легенде, должна охранять побережье. По крайней мере, я пришел именно к такому выводу, и думаю, что Лонг был того же мнения. Наше предложение было принято Пэкстоном с радостью. Вставал вопрос о том, когда это можно сделать. На часах была почти половина десятого. Могли мы выдумать какой-нибудь благовидный предлог для служащих отеля, чтобы совершить ночную прогулку немедленно? Мы выглянули в окно. В небе сияла великолепная полная луна — пасхальная луна. Лонг вызвался поговорить с коридорным и успокоить его. Он должен был сказать ему, что мы вернемся через час с небольшим, а если сочтем прогулку настолько приятной, что решим задержаться подольше, то коридорный не останется внакладе. В общем-то, мы относились к числу постоянных клиентов гостиницы, никогда не доставляли особых хлопот, и обслуживающий персонал смотрел на незначительные нарушения правил проживания сквозь пальцы. Лонг провел беседу с коридорным на должном уровне, и вскоре тот выпустил нас из здания через дверь, ведущую на морскую набережную, а сам остался ждать. У Пэкстона в руках был большой сверток, в котором находилась тщательно замотанная корона.

Так мы приступили к осуществлению нашей странной операции, даже не продумав всех возможных последствий. Я намеренно сократил эту часть истории, чтобы подчеркнуть поспешность, с которой мы наметили план и приступили к его исполнению. «Кратчайший путь — вверх по склону холма, а затем через церковное кладбище», — сказал Пэкстон, когда мы вышли из гостиницы и стояли, беспокойно озираясь по сторонам. Вокруг не было никого — совсем никого. Сибург в это время года чрезвычайно тих и немноголюден. «Вдоль ограды не пройти, там собака», — возразил Пэкстон, когда я предложил выбрать еще более короткий маршрут — вдоль фасада, а затем напрямик через луга. Его довод был достаточно убедительным. Мы поднялись к церкви и прошли через кладбищенские ворота. Признаюсь, в этот момент мне пришла в голову мысль, что среди тех, кто здесь лежит, вполне могут оказаться и такие, кому прекрасно известно, куда мы направляемся. Но даже если это действительно было так, то им было известен и тот факт, что мы пользуемся покровительством одного из существ, находящихся, так сказать, на их стороне, и мы не заметили никаких признаков их присутствия. Но то, что за нами следят, мы чувствовали прекрасно. Столь остро этого ощущения мне ни до, ни после описываемых событий испытывать не доводилось. Особенно сильным оно стало после того, как мы миновали кладбище и ступили на узкую тропинку, окаймленную с обеих сторон высокими кустами. По этой тропинке мы пронеслись, как христианин по Долине, и вышли в поле. Мы двинулись по кромке поля, вдоль кустов, хотя я предпочел бы держаться открытого пространства, позволяющего видеть, кто идет за тобой; после этого мы прошли какие-то ворота (а может быть, двое ворот) и свернули влево, на тропинку, поднимающуюся на кряж, в конце которого находился заветный курган.