Татьяна Кигим - Казино "Скид-Неппа" Страница 4

— Не знаю, что здесь творится, но надо найти главврача, — сказал он очень громко, но на конце фразы неожиданно для себя понизил голос. Это произошло так же непроизвольно, как сжимается сфинктер, когда… эту мысль Яковлев так и не додумал. Вышли мулатки и блондинки и стали купаться в чашах с шампанским.

— Пойдем к ним? — азартно предложил Клайв.

— Не-а, — покачал головой Яковлев.

Зубастая блондинка обернулась, подмигнула и обворожительно ему улыбнулась.

Попка у Агаты была ничего, упругая, а сиськи маловаты. Может, вырастут? Тема сисек дочки босса волновала Яковлева в последнее время все больше и больше. Вот кабы к попе Агаты да груди Барбары…

Он сидел, ожидая приема, на деревянной скамье в стиле шале. Да весь коридор клиники был отделан в этом стиле: тяжелые брусья, искусственно состаренные доски дверей, мрачные «средневековые» запоры, камень, идиотские кованые решетки.

Зубы медсестер очень подходили этому антуражу.

Еще вчера Яр потребовал приема у главврача, но принять его соизволил только зам.

— Я попросил вас зайти, — сказал представительный седовласый мужчина, — хотя обычно доктора не общаются с пациентами, оставляя иллюзию обычного курорта… Но я вижу, как вы мучаетесь. О, это бывает: многие наши пациенты ощущают чувство некой опустошенности, тревоги, потери чего-то важного…

— Спасибо, — съязвил Яр, — а то я не заметил.

— Позвольте, я объясню… — вздохнул врач. — Видите ли, вас прислали сюда по личной просьбе президента вашей корпорации. Как подающего надежды ценного кадра.

— Я так и знал, что во всем виноват этот старый жопень, — пробормотал Яковлев по-русски, ибо на ином языке не в силах был выразить всю гамму нахлынувших чувств. Добавив еще два-три слова, он перешел на английский. — И когда закончится это дерьмо?

— После вашего полного выздоровления, — усмехнулся доктор. — Так сказать, после присоединения к большинству…

На беду, Яковлев слишком хорошо знал современную литературу, поэтому дернулся, как на электрическом стуле, а в горло ему вперся тошнотворный ком.

— Ну не в буквальном смысле, что вы так реагируете! — засмеялся доктор. Он подошел к тяжелому английскому секретеру, достал цветные глянцевые брошюрки. — Вот, реклама нашего хоспис. Да не дергайтесь так! Хоспис, конечно, исключительно в образном понимании. Здесь создан целый мир для того, чтобы вы с максимальным удобством…

— Я… хочу… главврача! — Яковлев охрип и пучил глаза, как глубоководная рыбина.

— У вас неправильные наклонности, — осуждающе заметил доктор. — Я бы на вашем месте хотел какую-нибудь горничную.

— К делу!!! — завыл Яковлев.

— У каждого человека есть рудиментарные органы, доставшиеся нам от предков и не нужные на данном этапе эволюции. Современному человеку они очень мешают… Например, ваша тринадцатилетняя дочь сделает себе лазерную эпиляцию в области бикини, чтобы ее бойфренд…

— У меня нет тринадцатилетней дочери! — заорал Яр.

— Что не отменяет общей необходимости эпиляции, — миролюбиво заметил зам. — И чтобы не было ремиссий, ее навсегда удаляют лазером. Мы же не неандертальцы, чтобы ходить мохнатыми… Вот, например, многие мужчины бреют ноги…

— А я нет!

— А вы нет, — согласился врач. — Но лишние волосы не так мешают, как некоторые органы, которые, воспалившись, могут привести к летальному исходу. Например, аппендикс. Или совесть. Простая человеческая совесть, ненужная и даже опасная в современном мире. Вот для того, чтобы она сдохла максимально безболезненно, мы и проводим здесь некую анестезию. Давно, признаться, пора вырезать ее прямо в роддоме. Некоторые счастливцы рождаются без этого атавизма, но большинству… — доктор вздохнул, — приходится прибегать к своего рода оперативным вмешательствам. Девочки высасывают ее из вашего организма, и вдали от вас она тихо почиет с миром… а чтоб вы не мучились в это время, вас развлекают и не дают вспомнить об удаленном рудименте. Своего рода местный наркоз…

— Так «убить совесть» в проспекте — это было не образное выражение?!

— Всем известно, какие порой мучения приходится претерпевать, собственноручно убивая свою совесть, — доктор скорбно покачал головой. — Мы делаем все, чтобы облегчить эту процедуру. У нас лечатся генералы, президенты, звезды, бизнесмены, просто успешные люди… Они играют в казино и кушают в ресторанах, а совесть спокойно помирает в хосписе, вдали от владельца, не напоминая о своем существовании…

— Так вот почему эта сука…

— Ваш босс видит в вас перспективы, а потому и оплатил эту недешевую процедуру. Свою дочь он, кстати, тоже сюда послал. Любит девочку. Согласитесь, мистер Яковлев, ведь совесть часто вам мешает, будто геморрой — разве не так?

— И что мне делать?

— Ждать, пока не сдохнет, — пожал плечами доктор.

— Представляю, какие ты слова на приеме произносил, — засмеялся Клайв, обкатывая на языке эту новость, будто глоток вина.

— Нечленораздельные, — хмуро ответил Яр. — Понимаешь, я чувствую! Я чувствую, как она умирает!

— Да, я тоже что-то такое чувствую, — согласился журналист. — Будто свербит что-то. А может, это в животе урчит. Не сказал бы, что я особо против избавиться от этой штуки, дружище Яр, — потянувшись, он направился в туалет.

Яковлев хмуро глядел ему вслед. Теперь, когда он знал, что не так, он физически чувствовал, как что-то тает и истончается внутри него, вне его, но связанное невидимыми нитями, зовет и кричит: «забери меня!», будто ребенок. «Сиди смирно», — рявкало рацио, а вырванная и унесенная в укутанные темнотой подвалы, в залитые светом морги совесть скавучала, как подыхающий щенок…

— Надо найти главврача, — твердо решил он, оглядывая ресторан.

А за столами шумел народ, лилось шампанское, продавались и предавали друг друга политики, бизнесмены. Яковлев лениво жевал спаржу.

— Разрешите? — ковбой в очках выглядел неуместно среди этой блестящей публики. «И чего ему от меня надо?» — с отчаянием подумал Яр.

— А, это вы, — тоскливо промолвил он, жуя безвкусный салат с выражением травоядного. — Не видел, не знаю.

— А что здесь творится, знаете? — клетчатая рубашка подвинулась поближе. — Я видел, вы сегодня были у зама…

— И что? — насторожился Яр.

— Трижды, — вздохнул ковбой и снял очки. Казалось, сейчас он расплачется. — Трижды удаляли. Говорят, неоперабелен. Вырастают метастазы совести и вырастают. Нет шансов вырваться… Да я и не хочу. У меня здесь свои дела.

Он поднялся.

— А что, вы здесь давно? — осторожно спросил Яковлев. — И куда эту совесть потом девают? Продают?