Александр Матюхин - Философия манекена Страница 4

— А есть повод? — спросил он, разглядывая мужчину.

Тот был хорошо одет, на ногах — сапоги с острыми носками. Лысину мужчина прикрыл широкополой шляпой.

— Вы же манекен, — утвердительно сказал Арсений, — я тоже работал манекеном. Очень давно. Деньги зарабатывал, знаете ли. Время такое было, что на работу не устроишься, а кушать хотелось… Да и сейчас такое время, никуда оно не делось… пойдемте?

Он приобнял Евгения за плечи и вежливо повел по тротуару в сторону, противоположную от дома. При этом продолжал говорить.

— Это я сейчас подумал, что время-то не меняется. Меняемся мы. Вот конкретно я. Двадцать лет назад мне и клюка не нужна была, чтобы резво носиться по улицам. Хотя вокруг все то же самое. Эти камни, что под нашими ногами, положили, когда моих родителей на свете не было. Да и их родителей, видимо, тоже. А вон тот магазинчик открылся в начале века. Представляете, сколько лет прошло? Видимо, только витрины меняли, да, может, вывеску перекрашивали. А вон фонарь, видите? Лет сто ему, не меньше… Ничего не меняется. И двадцать лет назад работы никакой не было. Все та же депрессия вокруг, крах банковской системы, капитализм правит миром, коммунизм где-то тоже чем-то там правит, рабочие бастуют, крестьяне пекут хлеб, Президент сидит в своем президентском кресле уже который десяток лет и все переписывает конституцию… и двадцать лет назад это было и пятьдесят, да и сейчас так же, — Арсений приостановился, ткнул клюкой в сторону больших фабричных труб, — видите, дым не идет? Снова бастуют. У меня на этой фабрике много знакомых. Все жалуются на маленькие зарплаты, но никто не увольняется. Другой-то работы нет. Поэтому бастуют. Наивные, надеются на что-то, уже бы давно поняли, что мир не изменится. Они постареют, захиреют, уйдут в никуда, а мир, он дальше пойдет. Фабрика работает уже семьдесят лет, и каждый год по сто раз на ней забастовки. И что? Те, первые, которые бастовали, уже померли давно. А фабрика работает. И ничего не меняется.

Они шли по узкой улочке. Евгений невольно бросал взгляд на фабричные трубы. Темнело.

— К чему вы это? — спросил Евгений.

— Я за вами давно наблюдаю. С того момента, как вы устроились в магазин, — отозвался Арсений, — манекенов тут немного. Не центр все-таки, проходимости мало, спрос небольшой. А я тут недалеко живу. Так уж получилось, каждый день прохожу мимо магазина, вот вас и заприметил. Признаться честно, — продолжил Арсений, — я давно не наблюдаю за манекенами. Как-то прошло уже. А вот на вас взгляд зацепился, если позволите так выразиться. Заметил я в вас что-то. Какую-то жемчужинку.

— Хм!

— Честное слово! Вы прирожденный манекен! Настоящий! Не просто отрабатываете, а живете этой работой! У вас дар, верно вам говорю! Евгений задумался.

— Я как-то не старался… жить манекеном. — Пробормотал он.

— Поверьте моему опыту! Вы вот еще не стараетесь, а я уже вижу в вас этакую профессиональную жилку! А что будет, когда вы стараться начнете!

— А в чем там стараться-то? — пожал плечами Евгений.

Вдоль улицы стали загораться первые мутные фонари. Арсений остановился и долго разглядывал лицо Евгения, щурясь, словно подслеповато, сопя носом.

— Вы не понимаете, — сказал он, — манекен — это не работа, а призвание. Манекен — это, если хотите, зеркало человеческой души!

— Ну, вы загнули. — Хмыкнул Евгений нерешительно. Арсений похлопал его по плечу.

— Пойдемте, — сказал он, — немного осталось. В тепле и поговорим.

С узкой улочки вывернули в какие-то совсем уж нелепые серости, затем нырнули в черноту, да такую, что хоть глаз выколи. Евгений услышал скрип двери, лицо обдало теплым воздухом, а потом показались впереди неяркие, мутные огоньки.

Евгений сощурился. Огоньки обернулись свечами, вставленными в канделябры вдоль стен. Стены были каменные, поблескивающие от редкой влаги. Словно в средневековье угодили.

— Куда это мы? — спросил Евгений. До ушей донеслась тихая музыка, словно бы различил он какие-то голоса, но, может быть, показалось.

Арсений ничего не ответил. Спустя минуту они вышли в широкое помещение. Вместо ламп по-старомодному горели свечи. Всюду стояли столики, сидели люди. Евгений увидел барную стойку, за которой человек в широкой черной рубашке разливал по бокалам вино. Воздух был пропитан странным сладковатым запахом, от которого едва ощутимо резало ноздри.

— Пойдем, — сказал Арсений, аккуратно подхватил Евгения под локоть и повел между столиков куда-то в уголок, где по каменной стене ползали извивающиеся тени.

— Что это за заведение?

— Это трактир. Для манекенов.

Острым носком сапога Арсений отодвинул стул и уселся, вольно раскинув руки и положив локти на стол. Видно было, что здесь он не в первый раз.

— Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь, — сказал Арсений.

Евгению сделалось неловко. Он осмотрелся внимательней. Столиков было не так уж и много, большинство из них пустовало, те, которые были заняты людьми, словно скрывались в тени, укутавшись вуалью полумрака, царившего в трактире. А люди за столиками не двигались. Большинство из них сидели в странных позах — кто откинулся на стуле, раскинув в стороны руки, словно марионетка на ниточках; кто склонился над столом, выгнув спину; иные сидели неподвижно, выпрямившись, положив руки на колени ладонями вниз, высоко задрав носы, смотрели в неизвестность стеклянными глазами, в которых отражались свечи; другие же, наоборот, скорчились на стульях, словно старались уместить свое тело на узком сиденье, обхватив колени руками, прижав локти к бокам. Людей Евгений насчитал чуть больше десятка. Из них двигались двое — старики с белой щетиной на костлявых подбородках и проплешинами на затылках, они были похожи словно близнецы. Старики сидели неподалеку, разглядывали неподвижного человека, у которого как раз и был стеклянный взгляд и, казалось, негнущаяся спина. Старики пили из больших стеклянных бокалов пенное пиво и о чем-то вполголоса разговаривали. В трактире царила непривычная для подобных заведений тишина.

— Присаживайтесь, присаживайтесь! — Арсений взял клюку и ловко отодвинул ею стул, приглашая, — в ногах правды нет. И настоялись вы сегодня за день-то.

— Что, правда, то правда.

Евгений аккуратно присел. Закололо в спине. Снова пришла боль, начала растекаться от затылка по позвоночнику. Непроизвольно задрожало левое веко.

— Ничего не помогает лучше, чем хвойная мазь, — сказал Арсений со знанием дела, — и от болей в позвоночнике, и от мышечных спазмов, от судорог, от паховых болей, от болей в пятках, от болей в ладонях, от височных болей, от колющих болей внизу живота, когда кажется, что вы проглотили бутылочные осколки, и даже от болей в носу, если равномерно нанести. Попробуйте, вам станет легче. Евгений кивнул.