Петр Катериничев - Корсар. Наваждение Страница 40

– Остыл? – жестко спросил Корсар. – А теперь – разжал обе ладони и – быстро, но без лишних движений, в стороны! Первый – пошел!

Монтировка-ломик с глухим стуком упала на асфальт, ТТ следом коснулся земли, но совсем беззвучно.

– Ствол – реальный?

– Травматический… – с натугой выговорил мужик, приседая все ниже и ниже, и только тут Корсар догадался: туго у него с животом, медвежья болезнь. Нормально, и с бывалыми мужчинами случалось, когда пуля кожу с виска срывала, а в живот оставался направленным тупорылый ствол глушителя…

– Присядь, если надо, – посоветовал Корсар.

Мужик съехал на корточки, опустил голову.

– Ты – кто? – спросил Корсар.

– Водитель… Машина… Машину вы мою… угнали.

– Так я ее уже обратно пригнал. Ты ведь не в обиде?

Никаких красных ободков вокруг глаз. И сами белки – чистые. Разве что зрачки бегают часто-часто: волнение, испуг… Или?..

– Н-н-н-ет… – выдавил из себя мужик, и Корсар был уверен, будь у того сейчас «калашников» или хотя бы ППШ – выпустил бы он по наглому культурологу Дмитрию Петровичу весь рожок, а лучше диск – до полного превращения его, культуролога и психопата, в груду окровавленного тряпья…

– Ты, брат, злость в душе не держи. Грех это… – посоветовал Корсар, пробурчал полутоном ниже, доверительно и назидательно: – И для здоровья – вредно…

– Да чего уж… – Мужик не сводил взгляда со ствола. Корсар убрал его за пояс.

– Как тебя зовут-то?

– Костян. В смысле – Константин.

– В честь Константина Великого?

– Чё?

– Проехали.

– Как батя назвал, так и зовут.

– Ладно. Прими – в виде извинений и компенсации… за прокат, так сказать, и другие временные неудобства… – Корсар дернул из салона сумку, приоткрыл и стал методично бросать к ногам мужика увесистые пачки крупных купюр – долларов, евро, рублей… Мужчина следил за ними безотрывно, как загипнотизированный питоном кролик.

А когда Костя все же поднял лицо – на нем была написана полная ошалелость, сиречь временное помешательство. От чего? От чувств-с! От чего же еще?! Ведь не от скаредности же, скупости и алчности так зацепило зрелого мужчину Константина при виде денег?! Громадных денег, шальных! Всем известно: шальные деньги, как шальные пули – убивают! Кто ж из православных на Руси им радоваться будет?..

Корсар присмотрелся к мужику, на темечке которого кровоточила прочерченная и прожженная пулей полоска, и только вздохнул: будут. И не только вот этот. Многие. Да. Такая у нас страна!

– Можно… взять? – спросил Костя.

– А то. Бери, сколько сочтешь нужным, – кивнул Корсар, хотя хотелось ему отчего-то крикнуть знаменитое, сказочное: «Не пей из лужицы, козленочком станешь!!!» Но Корсар промолчал. Добавил лишь: – Только больше не воюй сегодня, ладно? Второй раз тебе так не повезет…

Костя кивнул, разом скинул рубашку, подгреб деньги, – их было набросано на три такие тачки, никак не меньше… Где-то совесть (или – страх?!) попыталась взять верх над корыстолюбием и алчностью, Константин поднял лицо, выговорил:

– Тут… много… очень…

– Очень много у нас в стране – не бывает, – отрезал Корсар, вернулся за руль, вставил ключ зажигания, сказал: – А я еще покатаюсь, ты не против?

– Не-е-е-е… – ошалело ответствовал Костя, сопровождая свое заверение столь энергичным мотанием головы из стороны в сторону, что Корсар побоялся – как бы не скатилась она с покатых плеч на мягкую землю… «Мой веселый звонкий мяч, ты куда пустился вскачь…»

…Снятая одним ударом обоюдоострого булата голова – покатилась нелепо в сторону. Тело еще стояло какое-то время, продолжая движение рукой, пока, закованное в броню, не рухнуло, словно лишенный живящего заклинания голем…

…Тяжелый авангард рыцарской конницы мчался, сотрясая землю. Она гудела и содрогалась от ударов тысяч копыт закованных в металл коней; восседавшие на них всадники в глухих шлемах неслись безлично и несокрушимо, выставив ровными рядами тяжкие острия пик. Корсар различал тусклый блеск боевых топоров, притороченных к седлам…

…Он знал: ни один строй не мог противостоять этой грозной организованной силе. Бронированные клинья сокрушали неровные фаланги литовцев, наполняли мистическим ужасом разноплеменно-пестрые войска мавров, обращали в бегство потомков непобедимых викингов… Им нужно было выстоять. Сомкнув алые щиты, они застыли в шеренге, ожидая смертоносного удара. И вся эта тяжкая масса, вся несокрушимая твердь ощетиненной железом звероподобной плоти, запнулась вдруг, будто налетев на невидимую стену…

…Передние ноги лошадей скользили в глубокую, загодя отрытую отвесно траншею, припорошенную безымянной степной травкой, и лошади, и всадники – налетали на заточенные колья и – друг на друга… Падали, ломая хребты, оскаленные кони, всадники подкошенно бились в мягкую, расхлябшую от дождей землю, задние налетали на передних, разрушая и круша в месиво и еще оставшееся живое, и самих себя…

…И уже конница замедлила свой гулкий бег, заметались, затрепетали флажки на поднятых пиках всадников, забегали в беспорядке пешие… А из-за леса бегом валили воины, вздымая топоры на длинных древках…

…Дальше была бойня. Рыцари крошили нападавших длинными прямыми мечами, тяжелыми секирами… Клинки маслянисто отливали густой кровью… Рыцари – убивали… И сами падали, сраженные ударами боевых топоров, палиц; упавших добивали грубыми, сработанными из дрянной тусклой стали тонкими ножами со скользкими деревянными рукоятками… Слова «стилет» в этом краю еще не знали…

…Руки Корсара немели от усталости, кровь из рассеченного лба и пот – застилали глаза, а он продолжал рубить почти вслепую, чувствуя скрежещущее сопротивление брони или чавкающий звук разрываемой железом плоти…

…А потом лежал и – глядел в звездное небо… Силы оставляли его, над ночным полем слышались слабые выкрики, тявканье лис, метались неясные низкие тени, светились желтые глаза псов… Он поднялся, опираясь на рукоять меча… И – медленно побрел прочь, чувствуя, как в промокших насквозь, шитых узором шевровых сапожках тепло хлюпает кровь…

…И вдруг – боль, жестокая, острая, словно стрела, пронзила грудь и застряла в правом межреберье! Корсар открыл глаза и прямо перед собой увидел того самого незадачливого водителя Константина, у которого он угнал машину и с которым расплатился не просто сполна, но – втридорога! Но боль была настоящей, ребра саднили: водила уже наметился еще одним ударом ножа все-таки пробить Корсару грудину, когда на того накатил очередной приступ…