Уильям Ходжсон - Ночная Земля Страница 41

Здесь должен сказать, что путешествие молодежи — и юношей, и девушек — по городам Великой Пирамиды, длившееся три года, две сотни и двадцать пять дней, служили укреплению не только ума, но и здоровья. Им приходилось дышать воздухом всех высот, что, быть может, помогало их развитию. Кроме того, они получали возможность определить, какой воздух более всего подходит им.

В отношении воздуха Ночного Края скажу, что в земле этой нет летающих существ, потому что воздух над ней сделался очень тонким. Однако Анналы свидетельствуют, что прежде существовали чудовищные летающие твари, на могучих крыльях парившие над землей, но это было давно, и мы не верили в то, что история говорит правду. Тут я хочу вам сказать, что когда Монструваканы узнали, что я намерен выйти в пределы Ночного Края, чтобы найти Наани, некоторые — не от большого ума — советовали мне взять маленький летучий корабль — из тех, что хранились в музее среди моделей крупных кораблей. Бесспорно, путешествие на этой машине было бы весьма удобным, корпус ее был сделан из того же серого металла, что и Великая Пирамида, которого не могла уничтожить никакая сила. Но я не умел управлять им, да и корабль не поднимался в воздух более сотни тысячелетий. Никто не владел более этим искусством, нуждавшимся в постоянном упражнении, чтобы не упасть и не погубить машину, как утверждала Книга Полетов. Потом, как я уже говорил, воздух Ночного Края сделался слишком жидким, чтобы поддерживать тяжесть летучего корабля, что, по моему мнению, и заставило людей Пирамиды прекратить полеты, вкупе с неотступным страхом перед Ночью.

Но даже если бы у воздуха хватило силы, а у меня искусства, чтобы взлететь, я все равно обнаружил бы предельную дурость, явив себя всем Злым Силам Ночной Земли, способным увидеть меня.

Даже если бы я мог подняться высоко, машина шумом своим возмутила бы тишину и спокойствие Вечной Ночи. Но я уже устал от описания свойств воздуха тех времен; воистину мое повествование превратилось в лекцию по химии, и я более не буду обращаться к этому вопросу. Однако следует занести на бумагу еще кое-какие наблюдения, чтобы покончить с ними, пока вы еще сохраняете терпение; ведь без подробностей рассказ мой превратился бы в праздную басню.

Меня удивляет, почему Создатели Дороги, Обитатели того далекого Будущего, что предшествовало веку Могучей Пирамиды, не опустились по воздуху из внешнего мира в глубины Великой Долины, но построили Дорогу.

Возможно, что воздух верхнего мира уже тогда сделался тонким, и они забыли, что некогда человек воистину умел летать. Но даже если у них были необходимые для этого машины, страшно опускаться на крыльях на сотню великих миль, не зная, сумеешь ли ты подняться из бездны.

Кроме того, расположенный на дне Великой Долины нижний мир был полон чудовищ, о чем свидетельствовала маленькая металлическая книга. Чудовища эти были весьма жуткими, чуждыми всему миру и никогда не объявлялись за пределами долины, которая образовалась, когда расторглась земля. Катастрофу эту сочли Концом Света, в который верили многие народы. Впрочем, так и было на самом деле; мир взорвался и раскололся, когда океаны хлынули на сушу, повсюду горел огонь, лили дожди, и хаос царил на земле. Многие решили тогда, что настал конец. Однако катастрофа стала началом Новой Вечности. Конец превратился в начало, а смерть — в жизнь, как бывает всегда.

Однако все это не относится к моему вопросу. Быть может, вы уже поняли, почему люди не стали опускаться в Долину в летучих машинах.

Возможно, иные искатели приключений и рисковали, бросаясь в пропасть с помощью подобных парашюту приспособлений. Те, кто сверху следил за прыжком, провожали их взглядом миль десять, а быть может и двадцать, а потом они навсегда растворялись во мраке, навсегда исчезнув из памяти рода людского.

Но когда народы превратились в Создателей Великой Дороги и неторопливо направились вниз в чудовищные глубины Великой Долины, они пришли вниз всеми миллионами, обладая достаточной силой, чтобы сражаться с чудовищами. После этого они и построили летающие корабли, до сих пор хранившиеся в Музее Великой Пирамиды, и возобновили основы Древней Цивилизации!

На этом я остановлюсь, потому что кто может точно сказать, чем руководствовались тогда люди. А я не могу дать сколько-нибудь обоснованный ответ. Тем не менее, как вы знаете, все идет по кругу, и со временем люди Великой Пирамиды забросили воздушные полеты, — отступив, как сказали бы мы сейчас. Но так бывало всегда, как может отметить всякий, кто размышлял об истинных путях и обычаях жизни. Однако я должен продолжить свое повествование и записать то, что воспринял и ушами и пальцами; я уже упоминал, что, спускаясь по Великому Склону, ощутил перемену воздуха; воистину, я оказался в новых, неизведанных глубинах, лежавших ниже тех, на которых располагался Великий Редут. Я находился внизу, окруженный кромешной тьмой, и воздух здесь был плотнее, напоминая воздух нашего времени. Впрочем, я не знаю, в какой именно мере, и ориентируюсь на чистую догадку.

Воздух действительно сделался плотнее и активнее, потому что вода, когда я стал ее разводить, вскипела в чаше и даже выплеснулась из нее. Мысль сия о многом говорила моему рассудку, пока я готовился к трапезам посреди Вечной Ночи, царящей на Великом Склоне.

Словом, вы уже знаете о том, что приходило мне в голову, о больших и малых чудесах, случавшихся со мной, и тем самым разделяете и мои открытия, и мои тревоги. К этому времени, как я уже говорил, мой спуск длился уже шесть дней; мне казалось, что я уже погрузился в самые недра мира, ибо пути моему не было конца.

И когда я был готов окончательно поверить в это, передо мной замаячил слабый и неровный свет. Не знаю, способен ли я передать на бумаге свое великое ликование и надежду: душа моя уже истосковалась по благословенному свету; и я все время надеялся, что спускаюсь не в полный мрак.

Поднявшись на колени, я поглядел, напрягая зрение: и вот — внизу был свет. Но вдруг мне показалось, что надежда и фантазия одурачили меня и что нет его. Но, поглядев снова, я убедился в том, что вижу огонь. О! Меня разрывало желание броситься вниз, пробежать остаток пути, и я покорился ему. Но, не успев сделать и нескольких шагов, споткнулся, ощутив жестокую боль. Пришлось покрепче стиснуть зубы, прежде чем боль оставила меня.

После этого я вновь опустился на четвереньки; так прошло более часа, я часто глядел вдаль, и свет сделался более очевидным, однако он не прекращал мерцать самым странным образом. Через шесть часов я уже решил, что приблизился к источнику света. Чувства мои обманули меня: свет колыхался где-то вдалеке, до него было еще три часа ходу. Все это время я спускался вниз, но склон стал теперь не столь темным.