Алекс Флинн - Чудовище Страница 41

— Ты пал жертвой классического заблуждения! — язвительно заявлял с экрана Виццини. — Выступить против сицилийца — значит обречь себя на быструю и неминуемую гибель!

К тому времени, когда Виццини, невзирая на хвастливое заявление, валялся на полу мертвый, я целиком умял свою порцию попкорна. Мне захотелось еще. Похоже, я, как настоящий зверь, постоянно ощущал голод. Интересно, если ко мне вернется человеческий облик, не окажусь ли я толстяком?

— Ты хочешь еще попкорна? — вдруг спросила Линди.

— Не-а. Это ты говорила, что очень его любишь.

— Да. Но ты сделал большую порцию. Давай разделим ее.

— Ладно. — Я пододвинулся ближе.

Линди не вскрикнула и не отодвинулась от меня. Я взял горсточку попкорна, надеясь донести до рта и не рассыпать. В это время гром загрохотал так, что Линди подпрыгнула. Половина оставшегося попкорна просыпалась на пол.

— Ой, извини, — смутилась она.

— Ничего страшного.

Я собрал рассыпанный попкорн в свой опустевший мешочек.

— Остальное замету утром.

— Ничего не могу с собой поделать. Вроде уже не маленькая, а боюсь грома и молнии. В детстве, когда я засыпала, отец куда-нибудь исчезал. Однажды была сильная гроза. Я проснулась, а его нет. Я ужасно испугалась.

— Представляю, каково тебе было. Я тоже просыпался по ночам. Мои родители сердились. Говорили, что мальчики должны быть смелыми, и прочую чепуху. Лишь бы их я оставил в покое… Смотри, тут еще немного есть.

— Спасибо. — Она взяла попкорн. — Мне нравится…

— Что?

— Ничего. Спасибо за попкорн.

Линди сидела так близко, что я слышал ее дыхание. Мне хотелось придвинуться еще ближе, но я не решался. Мы сидели, освещенные мерцающим экраном, и молча смотрели фильм. Только когда он закончился, я увидел, что Линди спит. Гроза стихла. Мне хотелось просто сидеть здесь, охранять ее сон и любоваться ею, как я любовался розами. Но если Линди вдруг проснется, это может показаться ей очень странным. Я и так для нее — странное существо.

Я выключил телевизор. В комнате стало совсем темно. Я поднял Линду на руки, чтобы отнести в ее спальню.

На лестнице она проснулась.

— Что это?

— Ничего особенного. Ты уснула. Я несу тебя в твою спальню. Не волнуйся, я не сделаю тебе ничего плохого. И не уроню тебя. Обещаю. Можешь мне верить.

Я едва чувствовал ее вес. Сильное чудовище.

— Я могу дойти сама, — сказала она.

— Конечно, если ты хочешь. Но мне показалось, ты устала.

— Есть такое.

— Ты мне не веришь?

— Верю. Если бы ты захотел что-то со мной сделать, то уже бы сделал.

— Я не намерен причинять тебе вред, — сказал я.

Значит, все это время ее не оставляла такая мысль? Я невольно содрогнулся.

— Я пока не могу тебе объяснить, зачем ты здесь. Но совсем не для таких целей.

— Понимаю.

Она прижалась к моей груди. Я поднялся на третий этаж. Повернуть дверную ручку, удерживая Линду, было непросто. К счастью, Линди сама открыла дверь.

— Меня еще никто не носил на руках, — сказала она.

— Я почти не ощущаю тяжести. Я очень сильный.

Удивительно, но Линди снова уснула. Как ребенок на руках у взрослого. Она доверяла мне. Я осторожно шел по темной комнате, старясь ни за что не задеть. А ведь для Уилла такая «ночь» длится постоянно. Подойдя к кровати, я опустил Линду и прикрыл ее одеялом. Мне хотелось ее поцеловать. В темноте это было бы проще. Я соскучился по прикосновениям к другому человеку. Со времени прошлогоднего Хеллоуина я никого не брал за руку. Но я не смел воспользоваться сложившейся ситуацией. Если Линди проснется, она мне этого никогда не простит.

— Спокойной ночи, Линди, — сказал я и пошел к двери.

— Спокойной ночи, Адриан, — вдруг услышал я.

— Спокойной ночи, Линди. Спасибо, что посидела со мною. Это было замечательно.

— Замечательно, — повторила она.

Ее кровать скрипнула. Наверное, Линди повернулась на другой бок.

— Знаешь, Адриан, почему-то в темноте твой голос кажется мне знакомым.

Глава 2

Осень становилась все холоднее и дождливее, но меня это не волновало. Главное — теперь я мог говорить с Линди и не бояться, что мои слова насторожат ее или испугают.

Как-то после занятий Линди вдруг спросила:

— А что у тебя на пятом этаже?

Я прекрасно слышал ее вопрос, но сделал вид, будто о чем-то думаю. На пятом этаже я не бывал со времени появления Линды. Для меня этот этаж был символом безнадежности. Сразу вспомнилось, как я сидел там у окна, читал «Собор Парижской Богоматери» и чувствовал себя не менее одиноким, чем Квазимодо.

— Извини, задумался. Ты, кажется, о чем-то спросила?

— Я спросила про пятый этаж. Ты живешь на первом. На втором — кухня и гостиная. На третьем — мои комнаты. На четвертом живут Уилл и Магда. Но я точно помню: в доме пять этажей. Когда мы подходили к нему, сосчитала.

Пока она говорила, я мысленно подготовился.

— Ничего там особенного нет. Склад старья. Ящики, коробки.

— Ой, как интересно. Можно посмотреть? — спросила она, направляясь к лестнице.

— Ну что интересного может быть в старых коробках? Ничего, кроме пыли. Будешь чихать.

— Пыли я не боюсь. А ты хоть знаешь, что в тех коробках?

Я покачал головой.

— Какой ты нелюбопытный. А вдруг там сокровища?

— Сокровища? В Бруклине?

— Ну, может, не такие, как в сказках. Другие. Старые письма, открытки. Или картины.

— То есть разный хлам.

— Не хочешь, я одна схожу. Я только хотела спросить разрешения.

— Нет уж, пойдем вместе. Мало ли что…

Мне жутко не хотелось заглядывать в мое недавнее прошлое. Даже в животе заурчало, будто я наелся гнилого мяса. Но я пошел. Нельзя было упустить возможность побыть с Линдой наедине.

На пятом этаже Линди уселась на старый диван. На мое место. Мне сразу вспомнилось, сколько времени я провел здесь, в тоске глядя на улицу. Должно быть, и Линди скучала по внешнему миру.

— Как хорошо видно. Тут, оказывается, есть станция метро. Как она называется?

— Не знаю, — соврал я. — Отец привез меня сюда на машине. И вообще, мне быстро надоело смотреть на улицу. Утром люди спешат на работу. Вечером возвращаются. Что тут интересного?

— А тебя… раньше возили в школу на машине? Или ты пешком ходил?

— Пешком. Было недалеко.

— А я ездила на метро. Как все эти люди. Утром в школу, потом обратно.

Я понял: она до сих пор скучает по той жизни. Лучше не раскручивать эту тему.

Линди наклонилась к окну, разглядывая улицу. Ее толстая коса доходила до пояса. Солнечный свет золотил рыжие волосы. Веснушки на белой коже стали еще заметнее. Интересно, ее веснушки появились все разом или постепенно? Глаза у Линды были светло-серые, с белесыми ресницами. Добрые глаза. Но хватит ли этим глазам доброты, чтобы простить мне мой звериный облик?