Виктория Борисова - Запретный сад Страница 41

Лёсик сумеет забыть о странном и нелепом случае, произошедшем с ним теплой летней ночью.

Вспомнит он об этом только следующей зимой, умирая от рака в больничной палате. В теле, опутанном трубочками и катетерами, уже не останется сил, чтобы жить, и все же агония бывшего гламурного сводника растянется почти на полгода.

Узнав о своем диагнозе, он хотел было отправиться в Швейцарию, в одну из лучших клиник мира, но визу получить не удалось. Памятуя о нескольких громких скандалах, широко освещаемых в прессе, швейцарские чиновники вежливо, но вполне определенно дали понять, что присутствие господина Пустермана на их территории, мягко говоря, нежелательно.

Пришлось довольствоваться достижениями отечественной медицины. Лёсик разбрасывал деньги с невиданной для него прежде щедростью и с мольбой заглядывал в глаза докторам. Те понимающе кивали и успокаивали: «Да, да, разумеется, мы сделаем все, что возможно! В наши дни рак – уже не смертный приговор, процесс захватили в самом начале, так что не стоит беспокоиться и паниковать».

Так Лёсик оказался в комфортабельной палате ВИП-клиники, больше похожей на номер в пятизвездочном отеле. Но, лишь переступив ее порог, он почувствовал, что выйти отсюда ему больше не удастся.

Прежде чем умереть, Лёсику пришлось пройти через все круги ада: несколько операций, курс облучения, химиотерапия… Но все оказалось напрасным. Самые лучшие врачи и дорогие лекарства уже не смогут ему помочь. Рак рвал оборону, словно войска победоносной армии, наступающей по всем фронтам, и каждый день зловредные метастазы расползались по телу, словно щупальца спрута.

Самыми тяжелыми были предрассветные часы, когда ночь уже кончилась, а утро еще не наступило. Почему-то именно в это время умирало большинство его товарищей по несчастью, и каждый раз пережить его было особенно трудно.

Именно перед рассветом чаще всего наступает тот страшный час, когда очередная доза обезболивающего уже прекращает действовать, а новой до утра не будет. И коротать это время приходилось наедине с собственными мыслями…

Стоило только закрыть глаза, как Лёсик снова и снова видел перед собой одно и то же: огромную черную ящерицу с гладкой блестящей кожей, ярко-алую пасть, полную белоснежных, острых, как иглы, зубов, и красные глаза с узкой щелью зрачка. Тяжелее всего было абсурдное чувство, что эта тварь каким-то образом поселилась у него внутри и теперь медленно поедает его. Это не рак, а именно она…

Он дрожал от страха, холодный пот выступал на лбу, но бедный больной не мог ни крикнуть, ни двинуться, чтобы отогнать от себя кошмарное видение.

Это продолжалось до того момента, когда тварь наконец-то добралась до него. Он еще успел увидеть, как ее клыки сомкнулись у него на горле…

И в последний миг испытал облегчение оттого, что теперь, по крайней мере, все кончилось.

В начале осени, в один из пронзительно-ясных сентябрьских дней, которые в народе называют бабьим летом, Лиза сидела в библиотеке и рассеянно перелистывала толстый глянцевый журнал, томительно ожидая окончания еще одного рабочего дня.

В жизни ее за последнее время произошли столь разительные перемены, что оставалось только диву даваться.

О той встрече с юношей фотографом она старалась не думать, чтобы не травить душу напрасными иллюзиями, но, к ее удивлению, все устроилось само собой, словно по волшебству. Уже на следующий день ей позвонил милейший человек по имени Лев Семенович. Он назвался директором по развитию журнала, рассыпался в комплиментах и сделал ей очень интересное и заманчивое предложение о новой работе. Нет, конечно, не фотомоделью – для умной и образованной девушки найдется что-нибудь получше. Например, вести какую-нибудь колонку, писать обзоры модных показов или освещать театральные премьеры…

Они договорились встретиться в маленьком уютном кафе, чтобы обсудить перспективы дальнейшего сотрудничества. Лиза очень волновалась, старательно готовилась, перебирая свой небогатый гардероб, наводила макияж, делала прическу… Как нарочно, все валилось из рук, и казалось, что она только все портит своим излишним усердием.

В конце концов Лиза разозлилась и пошла как есть – ненакрашенная, с распущенными волосами, в льняном платьице – самом простом из всех маминых нарядов.

На встречу она явилась заранее, минут за пятнадцать. Кафе оказалось неприметное, но со вкусом отделанное и ужасно дорогое. Когда вежливый официант с галстуком-бабочкой провел Лизу к столику и положил перед ней меню в папке из коричневой тисненой кожи, она только охнула, едва взглянув на цены.

«Ничего себе! Интересно, кто только ходит сюда… Ну ладно, в крайнем случае только чаю выпью… Или нет, лучше минеральной воды. А может, лучше просто подождать?»

Пока Лиза размышляла над этой дилеммой, за спиной она услышала мягкий, приятный мужской голос:

– Здравствуйте, вы – Лиза? Я вас сразу узнал! Очень приятно познакомиться.

Лев Семенович оказался невысоким лысоватым человечком с невыразительным лицом, но за стеклами очков в модной тонкой оправе сверкали умные глаза. Лиза изрядно волновалась, но совсем скоро почувствовала себя вполне легко и свободно.

Она даже поверила, что удача в самом деле ей улыбнулась, что теперь ей представился шанс проявить себя и начать новую жизнь. В конце концов, не век же ей сидеть в библиотеке!

Но судьба все решила по-иному. Лиза не успела отхлебнуть свой кофе, как в кафе вошел высокий мужчина в дорогом костюме. Она сразу обратила на него внимание. Все в нем было необычно: изысканная небрежность, которую нипочем не спутаешь с повадками нувориша, лицо с крупными, даже резкими чертами, черные волосы, сумрачный взгляд из-под сросшихся бровей… «Парс из Суходола», – подумала она, вспомнив героя бунинской повести.

Он уселся за столик у окна, но потом вдруг заметил Льва Семеновича и подошел к ним. Мужчины обменялись рукопожатиями, но в этот момент Лизе почему-то показалось, что на лице незнакомца мелькнуло гадливое выражение, словно он прикоснулся к какой-то живности вроде жабы или лягушки – неопасной, но отвратительной.

О чем шел разговор – она бы не смогла вспомнить. Все ее внимание было устремлено на незнакомца. Взгляд его темных глаз обжигал ее, и горячая волна поднималась откуда-то изнутри, из самой глубины ее существа…

Потом у Льва Семеновича вдруг зазвонил телефон. Он извинился и ушел, сославшись на какие-то срочные дела, не терпящие ни малейшего отлагательства, пообещав Лизе продолжить разговор о работе в самое ближайшее время, не позднее следующей недели. Она вежливо кивала. Да, да, разумеется, непременно…

А сама уже позабыла обо всем. До этого дня она думала, что таких мужчин, как Борис, просто не бывает на свете!