Сакс Ромер - Ведьмино отродье Страница 42

— В прошлом ты со мной поступал очень и очень нехорошо, дорогой мой, но моя философия — восхитительная смесь того, что практиковалось в Сибарисе,[77] с тем, что проповедовал непревзойденный Зенон;[78] иными словами, я готов поселиться в бочке Диогена, но при этом по-прежнему восхищаться ароматом розы и вкусом персика, — хрипловатый голос гипнотизировал, манил Роберта, подобно песне сирен. — Как в любом человеке, во мне слилось женское и мужское. Меня может переполнять ненависть, но, являясь ценителем девичьих алых губ и смеющихся глаз, в первую очередь, я имею в виду Майру, я также могу и простить тебя, дорогой мой Кеан…

Тут Роберт пришел в себя.

— Ты, хам белолицый! — прорычал он сквозь стиснутые зубы и, сжав кулаки, обошел стенд. — Как ты смеешь стоять здесь и насмехаться надо мной.

Феррара вновь отошел за витрину, поставив препятствие между собой и Кеаном.

— Погоди, дорогой мой, — спокойно сказал он. — Что ты сделаешь? Веди себя прилично, голубчик; помни, стоит мне позвать смотрителя, тебя с позором вышвырнут отсюда.

— Богом клянусь, я тебя задушу! — хрипло рыкнул Роберт, бросившись за Феррарой. А тот с проворством, способным принести победу даже в схватке с силачом, вновь скрылся с другой стороны стенда.

— Ах, как ты горяч, Кеан, — насмешливо бросил он. — Сложно не догадаться, что спокойно с тобой дело не обсудишь. Так что, смотрителя позвать?

Кеан судорожно сжал кулаки. Даже затуманенным яростью разумом он понимал, что здесь он бессилен. Нельзя напасть на Феррару прямо в музее и удержать против его воли. Феррара просто обратится к властям, и Роберт потерпит полное поражение. И вот, стоя у витрины с поддельным кольцом, Кеан метал пылающие взгляды на заклятого врага, который столько раз тайно преступал закон, но которого этот закон теперь защищал. Феррара вновь заговорил тем же хрипловатым мелодичным голосом:

— Жаль, что ты не хочешь внять голосу рассудка, Кеан. Я бы о многом поведал тебе, а я знаю массу интересного. Я же в некотором смысле весьма одарен, так ведь, Кеан? Иногда могу довольно четко вспомнить подробности своих предыдущих воплощений. Видишь ту жрицу, что лежит в соседнем зале прямо у двери? Помню, встречал ее, когда она была совсем юной; какая же это была красавица, Кеан. Вспоминается мне одна ночка на берегу Нила… но я вижу, тебе не терпится уйти! Если не могу быть ничем полезен, давай попрощаемся…

Он повернулся и направился к двери. Роберт бросился за ним, но неожиданно Феррара побежал через Египетский зал и почти мгновенно скрылся на лестнице — преследователь даже не успел сообразить, в чем дело.

Когда Феррара исчез за углом, Кеан заметил, что что-то упало. Он подошел, наклонился и поднял предмет — плетеный шелковый шнур около трех футов[79] длиной. Он не стал его рассматривать, а просто сунул в карман и помчался вниз по ступеням вслед за убегающей фигурой. У подножия Роберта задержал полицейский, схватив за руку. Кеан удивленно остановился.

— Должен попросить вас назвать свое имя и адрес, — сухо сказал констебль.

— Ради всего святого, за что?

— Поступила жалоба от джентльмена…

— Бог ты мой! — воскликнул Роберт и протянул визитку. — Это он надо мной подшутил. Мы хорошо знакомы…

Полицейский подозрительно смотрел то на карточку, то на Кеана. В конце концов внешность последнего расположила стража законности — или мнение его изменилось в лучшую сторону не без помощи полукроны, быстро перекочевавшей из руки нарушителя в его руку.

— Все в порядке, сэр, — сказал он, — это меня не касается. Вас он ни в чем не обвинил, а лишь попросил проследить, чтобы вы не преследовали его.

— Ясно, — раздраженно огрызнулся Кеан и бросился по галерее, все же надеясь догнать Феррару.

Но, как он и опасался, Энтони воспользовался задержкой и сбежал. Его нигде не было видно. Кеану ничего не оставалось, как поразмышлять, чем он рисковал, идя на встречу в Египетском зале: в том, что все было подстроено, он даже не сомневался.

Погруженный в раздумья, Кеан спустился по лестнице музея. Мысль о том, что они с отцом много месяцев искали этого негодяя, поклялись убить его как бешеного пса, и о том, что он, Роберт Кеан, стоял с Феррарой лицом к лицу, говорил с ним, а потом отпустил на все четыре стороны, сводила с ума. Хотя в тех обстоятельствах мог ли он поступить иначе?

Не заметив, как прошел по лондонским улицам, молодой человек неожиданно для себя оказался под аркой, ведущей во двор его дома; в дальнем углу в тени платана, там, где старенькая лестница с истертыми железными перилами да стеклышки в окне юридической конторы навевали мысли о Чарльзе Диккенсе, он остановился, изумленный. Его поразило, как в мире, где живет и процветает Энтони Феррара, может быть такой покой и тишина.

Роберт забежал к себе на этаж, отпер дверь и вошел в квартиру. На него нахлынули жуткие воспоминания о том, что произошло в ней когда-то. Зная о могуществе Феррары, он не раз сомневался, стоит ли продолжать жить здесь в одиночестве, но не давал страхам овладеть собой: он был убежден, что поддаться им означает сдаться на милость врага. Иногда ночами он просыпался и не мог заснуть: лежал и прислушивался к звукам, разбудившим его, воображал зловещий шепот, представлял, что в воздухе витает жуткий запах таинственных благовоний.

Устроившись у раскрытого окна, он вынул из кармана шнур, оброненной Феррарой в музее, и начал с любопытством рассматривать его. Внимательное изучение предмета так и не пролило свет на его предназначение. Просто кусок шелковой веревки, очень плотно и необычно сплетенной. Он бросил его на стол, намереваясь показать отцу при первой же возможности. Тут Роберту стало противно, и он тщательно вымыл руки, будто шнур оказался чем-то очень грязным. Потом сел поработать, но сразу понял, что ничего не может делать — надо срочно рассказать кому-нибудь о встрече с Феррарой.

Он поднял телефонную трубку и позвонил доктору Кеану, но того не было дома. Роберт отошел от телефона и опустился в кресло, бездумно глядя в открытый блокнот.

Глава 26. Мертвенно бледная рука

Почти целый час просидел Роберт Кеан за письменным столом, ломая голову над загадочными мотивами, двигавшими Феррарой. Воспоминания только запутывали дело.

Перед ним на столешнице лежала вполне осязаемая улика — шелковый шнур. Но она казалась бесполезной: возможно, опытный детектив сделал бы какие-то выводы, но Роберту не приходило на ум абсолютно ничего. Приближались сумерки, а молодой человек осознавал, что его нервы далеко не так крепки как раньше, до событий, заставивших его отправиться в Египет. Он вновь был в своей квартире, послужившей местом одной из самых гнусных и жутких выходок Феррары; тьма — сообщник злодеев, а самые страшные свои преступления Феррара всегда совершал в темноте.