Рик Янси - Ученик монстролога. Проклятье вендиго Страница 43

Мы вернулись в свои апартаменты в шесть часов, и у нас было больше часа, чтобы одеться для ужина с доктором фон Хельрунгом. При любых других обстоятельствах этого времени было бы более чем достаточно для переодевания (доктор, как я уже когда-то отмечал, в отношении одежды был небрежен до полного безразличия). Однако в тот вечер Уортроп был привередливее самой капризной модницы. Я, как его импровизированный камердинер, был вынужден сносить все удары его тревожного возбуждения. Его жилет был весь в морщинах. Его туфли все в царапинах. Его галстук измят. После моей третьей безуспешной попытки завязать правильный узел он грубо оттолкнул мои руки.

— Хватит. Я сам сделаю!

Его лекция по этикету — «Сиди прямо, говори "пожалуйста", "спасибо" и "можно мне", только если к тебе обратятся», «Назначение и использование чаши для омовения пальцев» — была милосердно прервана Скалой, прибывшим точно в семь с четвертью. Он пробурчал доктору «Добрый вечер» и сразу вышел, больше не взглянув на нас. Одна его рука была спрятана в разбухший карман бушлата — возможно, он ласкал свою дубинку, еще подумал я.

Когда мы выходили из здания, доктор что-то простонал. Я огляделся в поисках предмета его беспокойства и увидел вчерашнего оборванца — теперь он слонялся по Пятьдесят девятой улице в том месте, где она упиралась в парк.

Экипаж содрогнулся, когда богемец занял свое место, засвистел и ударил кнутом, и мы на бешеной скорости рванули на юг по Пятой авеню. Наш кучер осыпал ругательствами и проклятиями все, что имело наглость оказаться у него на пути, включая пешеходов, которым еще за секунду до этого не казалось, что переход через улицу связан с риском для жизни.

Наша поездка была милосердно короткой — четырехэтажный особняк фон Хельрунга из бурого песчаника стоял на углу Пятой авеню и Пятьдесят первой улицы. И все равно к ее концу я был весь вымотан, а сердце билось так, что с рубашки едва не отлетали пуговицы.

У дверей нас встретил колоритный дородный мужчина, комплекцией способный поспорить с Августином Скалой. Он представился как Бартоломью Грей, уверил, что полностью к услугам доктора, и торжественно провел нас в хорошо обставленную гостиную.

Наш хозяин буквально бросился нам навстречу через всю комнату. Это был коренастый мужчина с широкой толстой грудью, с короткими толстыми ногами и маленькими быстрыми ступнями. Его огромную квадратную голову венчала копна хлопково-белых волос, под кустистыми бровями лучились глубоко посаженные темно-синие глаза. Его румяные щеки светились неподдельным восторгом от встречи со старым другом и бывшим учеником, и я в полном недоумении смотрел, как он заключил в объятия моего холодного и надменного хозяина, упершись лицом в жесткий накрахмаленный жилет доктора. Мое изумление еще больше возросло, когда Уортроп ответил на объятие и немного наклонился, чтобы длинными тонкими руками обхватить низкорослого мужчину.

С блестящими на глазах слезами фон Хельрунг мягко восклицал:

— Пеллинор, Пеллинор, mein lieber Freund. Мы так давно не виделись, ich habe dich vermisst.

— Meister Абрам, — бормотал монстролог с непритворной приязнью, — Ich habe dich auch vermisst. Du siehst gut aus.

— О, нет, нет! — запротестовал коренастый австриец — Es ist nicht wahr — я стар, дорогой Пеллинор, и моя жизнь близится к концу, но danke, спасибо!

Взгляд его лучистых глаз упал на меня, и к нему возвратилась радостная улыбка.

— А это, должно быть, знаменитый Уильям Генри, покоритель пустыни, о котором я так много слышал!

Я поклонился, протянул ему руку и аккуратно повторил фразу, которой меня научил доктор:

— Большая радость и честь познакомиться с вами, герр доктор фон Хельрунг.

— О, нет, так не пойдет! — вскричал фон Хельрунг. Он отбросил мою протянутую руку и обхватил меня, выдавливая воздух из моих легких. — Это честь для меня, молодой мастер Генри!

Он отпустил меня. Я сделал глубокий прерывистый вдох, а он заглянул мне глубоко в глаза, и радость на его лице уступила место серьезности.

— Я знал вашего отца, это был смелый и преданный человек, который умер слишком молодым, но, увы, такова участь многих смелых и преданных! Тяжелая потеря. Трагический конец. Я плакал, когда узнал об этом, потому что знал, что он значит для mein Freund Пеллинора, unsere Herzen sind eins — его слезы и мои; его сердце разбито, наши сердца! У тебя его глаза — я это вижу. И его душа — я об этом слышал. Оставайтесь верны его памяти, mein Junge. Служите вашему хозяину, как служил ему ваш отец, и ваш отец улыбнется вам из рая!

Слово «рай» как будто послужило сигналом, потому что из коридора позади нас раздался такой шум и гром, словно по лестнице спускался целый полк солдат. Облаком белых кружев и зеленого бархата к нам подлетела девочка, наверное, на год-два старше меня, с круглым лицом, с откинутыми назад и стянутыми малиновым бантом черными локонами и с глазами того же примечательного оттенка синего, что и у нашего хозяина.

При виде нас она замерла, остановившись так же резко, как и влетела. Однако она быстро пришла в себя, повернулась к фон Хельрунгу и звонким голосом без всякого акцента выразила свое негодование:

— Они здесь! Почему ты мне не сказал?

— Они только что пришли, mein kleiner Liebling, — резонно ответил фон Хельрунг. — Доктор Уортроп, позвольте вам представить мою племянницу мисс…

— Бейтс, — прервала его девочка и ладонью вниз протянула руку монстрологу, который грациозно ее принял, низко наклонился и совсем близко поднес к своим губам. — Лиллиан Трамбл Бейтс, доктор Пеллинор Уортроп. Я знаю, кто вы.

— Очевидно, — ответил доктор. Он кивнул в мою сторону. — Мисс Бейтс, позвольте представить вам…

— Уильяма Джеймса Генри, — закончила она за него и повернула ко мне эти глубокие синие глаза. — Если коротко, то Уилла. Ты ученик доктора Уортропа.

— Привет, — застенчиво сказал я. Ее взгляд был уж слишком откровенным. Он сразу меня смутил.

— Дядя говорит, что ты мой сверстник, но если так, то ты недомерок. Сколько тебе лет? Мне тринадцать. Через две недели исполнится четырнадцать, и мама говорит, что мне будут позволены свидания. Мне нравятся мальчики постарше, но мама говорит, что мне нельзя будет с ними встречаться.

Она замолчала, ожидая ответа, но я был в полном замешательстве.

— Ты ходишь в школу или тебя обучает доктор Уортроп?

— Ни то, ни другое, — ответил я, к своему стыду, по-птичьи пискливо, как мне послышалось.

— В самом деле? Почему? Ты тупой?

— Ну же, Лилли, — вмешался ее дядя. — Уилл Генри наш гость. — Он мягко потрепал ее по плечу и тепло сказал моему хозяину: — Пойдемте посидим с вами, Пеллинор, у меня есть свежие сигары из Гаваны. Мы поговорим о старых временах и о новых и волнующих, которые нас ждут! — Потом, снова повернувшись к племяннице, он сказал: — Лилли, mein kleiner Liebling, почему бы тебе не провести Уильяма в свою комнату и не показать ему твой подарок на день рождения? Когда будет подан ужин, мы позвоним.