Паранойя. Маскарад - Александр Орлов Страница 46

– Да… Да, не спорю. – Кивнул я. – Мне отправить заявление?

– Нет, не волнуйся, – пренебрежительно махнул он рукой, – все в порядке, я сам подготовлю документы. С завтрашнего числа можешь отдыхать. Сегодня передай все дела напарнику… Ах да, Тони то пропал.

– Думаю, он скоро отыщется.

– Хорошо бы. Постарайся его найти.

Уж я найду.

***

Я подъехал к дому Тони в районе полудня. Тучи стали светло-серыми, ливень на время прекратил, дал городу передышку. Слабые столбы света кое-как пробивались сквозь туманные клубы мышастого занавеса, улица, на которой жил напарник, выглядела умиротворенно унылой. Складывалось обманчивое впечатление, что дождя больше и не будет, и с такой перспективы, всё казалось более ясным, радужным что ли. Однако утренний эпизод научил меня тому, что верить проблескам этой ясности не стоит, похмелье после неё куда хуже, чем после бухла. Эйфории не место в моей сумрачной реальности.

Шевроле стоял там же, где я его и припарковал, значит Энтони обязан быть дома, но почему телефон выключен? Может, разбил его ненароком во вчерашней потасовке?

Терзаемый дурными мыслями, я прошел по лужайке к дому, надавил на серебристый звонок на двери. Я прождал пару минут, звонил и стучал, но дверь открываться не спешила. Тогда я решил поступить как детективы в фильмах, дернуть за ручку. На моё удивление дверь оказалась не заперта. Надо же, работает.

Это ведь ничего хорошего не предвещало, так?

Я осторожно зашел внутрь, осмотрелся в коридоре. Где-то в коре мозга заерзали синапсы, ускоряя играющее пианино, делая музыку тревожнее.

Я обошел пространство дома. В гостинной стояли грязные туфли, на вешалке висел дождевик и спортивная куртка, блестящего плаща не было. Чистая спальня, кровать заправлена, но покрывало смято, – кто-то мучился бессонницей. В большой комнате работал телевизор, канал с мультфильмами, горел торшер рядом с диваном. Зайдя на кухню я понял, где он провел остатки ночи.

Из крана капала вода, на раковине стояла немытая посуда, шкафчик сверху был открыт, в нём лежала рассыпанная банка кофе. На столе, что был подвинут к окну, стояла пепельница, набитая окурками, открытая бутылка текилы, выжатый лимон и сэндвич без салата. К еде он так и не притронулся, сделал на автомате, но забыл поесть. Я глотнул текилы с горла, ну и дрянь ты пьешь, детектив.

Стол был усыпан мятыми окровавленными салфетками, похоже кровотечение остановить было нелегко. Я приподнял одну из салфеток за край, бумага была ещё влажной, значит ушел он недавно, кровь высыхает быстро.

Куда тебя понесло?

Просиживать штаны в ожидании не было смысла. Я оставил записку на салфетке, с просьбой срочно перезвонить и вышел к машине.

***

Я заехал в аптеку, – выпил горсть успокоительных и несколько таблеток обезболивающих. Решил остановиться у кафе, перекусить, ведь так делают нормальные люди?

В небольшом заведении мажорного типа я сел у окна и заказал стейк рибай и виски. У меня отпуск, в конце концов.

Закурил, вновь удивившись отсутствию пальца. Как же непривычно. Ну почему наоборот не бывает, – просыпаешься, подходишь к зеркалу, а там, вместо твоей мятой рожи, улыбается Том Круз.

Опять попытался дозвониться до Аддерли, всё так же телефон был вне зоны доступности сети. В первый раз за всё время расследования я не знал, что мне делать. Я был потерян, лишен соратников, уверенности в собственном разуме, зацепок.

Виски оказался отвратным, но сам напиток был ни при чем. Это был вкус поражения, омерзительный, как поцелуй проститутки. Я сидел здесь, и бездействовал, потерял советника, напарника, все преимущества. Наверное также чувствовал себя Зейлин, перед тем как весело отправиться на перрон безумия. Запертый в зеркальных стенах собственной беспомощности.

Проклятье, сейчас, когда я сидел, так упорно погружаясь в волны хандры, можно было снимать музыкальный видеоклип с нарезкой Джонни Кэша или даже Металлики.

А ну, верни самообладание, Влади-бой.

Так меня называл только этот урод, - М. Почему я опять про него вспомнил?

Я ощущал тревогу и никак не мог от неё избавиться. Она жгла меня изнутри, мерзкий голосок нашептывал дурные вести. Это уже было не око Мордора, это была его пламенная громадная задница, что норовила рухнуть на меня с небес в вихре молний.

Сегодня что-то случится. Что-то непоправимое точно произойдет и я не могу этому помешать. Всегда нужно помнить, как бы ни было хреново, всё может быть ещё хуже.

Ну, у меня хотя бы был графин оранжевого пойла, который поможет мне встретить это неизбежное. Пусть он не тушит пламя беспокойство, а лишь разжигает его, плевать.

Пусть всё горит.

***

Погрязнув в депресивных самоистязаниях, я и не заметил, как на улице зажглись фонари. И когда последние капли виски упали в стакан из графина, мой телефон проснулся и затрубил радостную мелодию. Тони вышел на связь.

– Тони, где тебя носит? – Вырвалось у меня, как только я ответил на звонок. – Куда ты, запропастился?

– Привет, Влад. – Сказал он спокойным голосом. – У меня всё хорошо. Я должен тебе кое-что показать.

– Всё в порядке? Где ты?

– Да, я же сказал, что всё хорошо. Влад, кажется, Зейлин был прав.

– Где ты?

– Я в метро, точнее, был там. Связи там нет, вышел позвонить. Зеленая линия, Оберкоми-лэйн.

– Что ты там делаешь?

– Приезжай, мне нужно тебе кое-что показать. Слушай внимательно, спустишься на станцию Оберкоми-лэйн, оттуда свернешь налево и вниз к путям. Самый левый тоннель, к станции Белмонт, там поезда не ходят, но свет есть. Я буду тебя ждать там, приезжай быстрее.

– Хорошо, еду.

Я расплатился, проложил маршрут к Оберкоми-лэйн, что, к счастью, была в получасе езды, и прыгнул в Форд. Тони что-то нашёл, опять. Нечто важное, раз он не хочет говорить об этом по телефону. Что-то неприятное, учитывая тон его голоса.

Ночная дорога неслась впереди, летела, извивалась черной змеей с цветастой чешуей. Пролетали смазанные лица, мерцающие фонари, вереницы горящих витрин, мертвые фасады...Пролетали лживые указатели, оскалившиеся небоскребы, тупиковые проулки, пустынные бульвары, нарисованная кровью разметка… Летели проклятые кварталы, убийственные магистрали, искусственные эстакады… Летели глаза в окнах, что пристально следили за мной. Летел сам