Джозеф Ле Фаню - Проклятый остров Страница 47

Постепенно они засветились бледно-желтым сиянием, и из его рук взметнулось неровное фосфоресцирующее пламя. Один из кубиков Ахмет всунул в разинутый рот трупа, другой — в свой собственный, и, стиснув мертвеца в объятиях, точно собирался пуститься в танец с самой смертью, начал делать партнеру искусственное дыхание. Потом вдруг, втянув в себя воздух, отпрянул назад не то в изумлении, не то в ужасе и замер на месте как бы в нерешительности, поскольку кубик, свободно болтавшийся во рту мертвеца, оказался крепко закушенным. Немного поколебавшись, он проворно нагнулся к брошенной одежде, схватил валявшийся возле нее нож, которым вскрыл крышку гроба, и, зажав его в одной руке за спиной, другой рукой вытащил, явно не без усилия, кубик изо рта трупа.

— Абдул! — обратился он к нему. — Я твой друг — и клянусь отдать твои деньги Мохаммеду, если ты скажешь мне, где они лежат.

Я совершенно уверен в том, что губы мертвеца шевельнулись, а веки слегка затрепетали, как крылья подстреленной птицы, но при этом зрелище меня пронизал такой ужас, что я физически не смог удержаться от возгласа. Услышав его, Ахмет тотчас обернулся, и тут дух черной магии при всех своих регалиях выступил из тени деревьев и двинулся ему навстречу. Несчастный застыл на месте как пригвожденный, потом на трясущихся ногах шагнул назад, намереваясь обратиться в бегство, оступился и рухнул в только что разрытую им могилу.

Уэстон повернулся ко мне с рассерженным видом и швырнул глаза и зубы африта в сторону.

— Вы все испортили, — попрекнул он меня. — Нам, быть может, предстояло стать свидетелями интереснейшего… — Тут он запнулся и бросил взгляд на бездыханного Абдула, который, взирая на нас из гроба широко открытыми глазами, пошатнулся, закачался и повалился ничком, уткнувшись носом в землю. Полежав так с минуту, труп безо всякой видимой причины неспешно перекатился на спину и устремил недвижный взор в небо. Лицо трупа было запачкано землей, однако земля смешалась со свежей кровью. Тело поранил гвоздь, зацепившийся за саван, а под ним виднелась одежда, в которой он скончался (согласно обычаю, арабы мертвецов не омывают), и гвоздь эту одежду довольно сильно разодрал, обнажив правое плечо.

Уэстон попытался что-то сказать, но удалось ему это не сразу:

— Пойду сообщу в полицию, если ты останешься здесь и проследишь, чтобы Ахмет не удрал.

От этого предложения я наотрез отказался; мы накрыли труп гробом, дабы уберечь его от ястребов; связали Ахмету руки веревкой, уже пускавшейся им тем вечером в ход, и препроводили его в Луксор.

Наутро к нам явился Мохаммед и радостно сообщил:

— Я так и знал, что Ахмету известно, где деньги.

— И где же они?

— В кошельке, привязанном к плечу. Негодяй начал было его срывать. Взгляните! — Мохаммед вытащил кошелек из кармана. — Вот они, все тут — английские банкноты по пять фунтов, а всего их двадцать.

Мы смотрели на происшедшее несколько иначе, ибо даже Уэстон признавал, что Ахмет только надеялся выпытать у трупа тайну сокровища, а затем заново прикончить мертвеца и похоронить. Впрочем, это всего лишь наше предположение.

Неменьший интерес представляли подобранные нами два черных кубика, на которых были выгравированы причудливые значки. Один из этих кубиков я как-то раз вложил в руку Махмута, когда он проводил для нас очередной вечерний сеанс «передачи мыслей». Действие он произвел немедленное: Махмут громко возопил и начал кричать о вторжении черной магии, и хотя я питаю на этот счет некоторые сомнения, все же я заключил, что самое надежное для кубиков место — нильское глубоководье. Уэстон слегка поворчал и заявил, что лучше было бы передать кубики в Британский музей, но эта мысль, я уверен, пришла ему в голову много позже.

Элджернон Блэквуд

Элджернон Блэквуд, второй сын сэра Артура Блэквуда, крупного чиновника почтового ведомства, родился в Кенте, закончил Эдинбургский университет; учился, кроме того, в Моравской школе в Германии и у частных учителей во Франции и Швейцарии. Работать начал в 20 лет в Канаде, сотрудником журнала. Потом пробовал завести ферму, отель — по каждый раз неудачно. Он вновь взялся за журналистику, на этот раз в Нью-Йорке, вслед за тем устроился секретарем к банкиру-миллионеру. В Англию вернулся в 30 лет.

Литературная карьера Блэквуда началась, когда ему исполнилось 36 лет. Блэквуд написал несколько рассказов, которые не предназначал для публикации, но приятель без его ведома отнес эти рассказы издателю, и они были приняты. При жизни Блэквуда вышло несколько сборников его рассказов. Рассказ «Проклятый остров» взят из сборника «Пустой дом и другие истории о привидениях» (1906), «Слушатель и другие рассказы» (1907) и пр. Рассказ «Тайное поклонение» взят из сборника «Несколько случаев из оккультной практики доктора Сайленса» (1908).

Ужасы и привидения были литературной специальностью Э. Блэквуда, и он высоко оценивается критиками как один из наиболее выдающихся представителей этого направления в беллетристике. Дж. Салливан называет его «непревзойденным мастером визионерской традиции в жанре рассказов о привидениях, одним из зачинателей которой он являлся». Американский писатель и литературный критик Говард Лавкрафт (1890–1937), широко известный и авторитетный в наши дни мастер черной фантастики, утверждал, что Блэквуд «обладает безусловным и неоспоримым умением создавать атмосферу ужаса». Вклад Блэквуда в культуру сверхъестественного не ограничился литературными трудами (романами и рассказами): множеству британских радиослушателей и телезрителей были знакомы выступления писателя, посвященные его любимой тематике. Публика прозвала Блэквуда «Человеком с привидениями». Блэквуд и некоторые современные ему писатели, разделявшие его интересы, принадлежали к различным обществам, изучавшим оккультизм и загадочные явления человеческой психики (таким, как «Орден Золотого Рассвета», Общество психических исследований и т. п.).

Э. Блэквуд писал о себе: «Во мне появился острый интерес прежде всего к „психическим явлениям“. Мои книги по преимуществу наполнены фантазиями и размышлениями, посвященными именно этой спорной и загадочной области. Меня прозвали „Человеком с привидениями“, поэтому радио- и телевизионные выступления мне волей-неволей приходится посвящать чему-нибудь вроде „рассказов о призраках“. Но мои истинные интересы всегда были направлены (это и ныне так) на познание пределов человеческих возможностей, причем я предполагаю, что любой самый обычный человек с улицы обладает странными способностями, в повседневной жизни никак себя не проявляющими».