Покой - Джин Родман Вулф Страница 49

Он был уже пожилым, а я сам – средних лет, малозначимым сотрудником корпорации, им основанной, и его сморщенную фигуру я видел примерно раз в два года, когда он инспектировал нашу лабораторию, к чему мы готовились за несколько недель до визита. Редкие седые волосы Смарта всегда топорщились, и я не видел, чтобы он пытался пригладить их пальцами; одежда была опрятной, довольно старомодной (он носил жилет и золотую цепочку в те времена, когда все как будто навеки попрощались с жилетами), и казалась дорогой, несмотря на слухи, что из-за крошечных ступней ему приходилось покупать туфли для мальчиков. Как я уже говорил, мы узнавали о предстоящем визите за несколько недель, так что он видел не работу, которую на самом деле выполняли в лаборатории, или что-то вроде нее, а тщательно продуманное представление для единственного зрителя. В то время я думал, что именно этого он и хотел: ошарашить нас – не только самих работников, но и наших начальников, и их начальников, и так далее – своей значимостью. Мисс Биркхед потом рассказывала мне, что несколько человек из верхушки исследовательского отдела научились предвосхищать инспекцию, заслышав от него определенные вопросы на совещаниях руководителей. Это объясняло длительные паузы, которые иногда возникали между объявлением инспекции и ее проведением; паузы, на протяжении которых всем было запрещено проводить какие-либо эксперименты из страха нарушить тщательно подготовленные декорации, и мы все просто сидели за своими столами и скучали.

На похоронах Оливии Джулиус Смарт был намного моложе: маленький, плотный (он начал зарабатывать деньги, и моя тетя наняла превосходного повара, латыша, тот подписывался на иностранные газеты и провел пять лет в Париже, изучая первые блюда, и три года в Вене, изучая десерты, но был непригоден для заслуженной работы в гостинице ввиду нервозности, граничащей с помешательством), одетый полностью в черное. Если бы не мягкие руки, он мог оказаться каким-нибудь местным фермером. Смарт постоянно плакал во время службы, как и мистер Макафи. Пикок не приехал, и в то время я полагал, что он не горевал; однако профессор умер через каких-то пару лет спустя от замысловатой совокупности недугов, по слухам, усугубившихся из-за гипертонии – возможно, когда Оливия сделалась недоступна, он обнаружил, как сильна была на самом деле его любовь.

На вечеринке в честь мистера Макафи Смарт, вероятно, был до нелепости молод – по крайней мере на пять лет моложе моей тети. Для меня он был взрослым, и я этого не замечал. Опрятный молодой человек с жидкими волосами цвета соломы, облепившими череп, и в новенькой одежде, вероятно, купленной ради праздника: на белой рубашке из универмага «Макафи» еще виднелись дырочки от булавок; костюм из ткани цвета жженого сахара выглядел неношеным. Лицо у Джулиуса было довольно длинное и худое, но гладкое. Зубы крупные и такие хорошие, что казались фальшивыми, словно у актера. Кожа чистая, розоватая. Он рассказывал свою историю так искренне (в тот момент), словно выступал на суде в защиту собственной жизни…

– Когда внезапно обнаруживаешь мертвеца, все идет кувырком, – сказал он. – Особенно если усопшего никогда не считали больным. Я все пытался вспомнить, сколько ночей провел в его доме, прежде чем он умер. Кажется, пять. Да, это была пятая ночь. Я встал, как обычно, спустился в кухню и заварил кофе, потом вернулся в свою комнату и побрился. Призрак бродил прошлой ночью, и я лежал в постели, слушая его. В основном тот перемещался туда-сюда по коридору, иногда вверх-вниз по парадной и задней лестнице. Я купил замок для своей комнаты и запирался на ночь, так что не слишком тревожился, и, кроме того, существо никогда не выказывало желания причинить мне вред.

Итак, тем утром я побрился, поджарил тосты и приготовился делать яичницу, как только Мистер Т. спустится. Но, разумеется, он не пришел, и я сел за стол, съел кусочек тоста и выпил немного кофе в ожидании, а потом подумал, что аптекарь проспал. Я знал, что он принимал какое-то снотворное, потому что его беспокоили звуки, которые издавал призрак: создание часто бродило туда-сюда возле его двери и, как он говорил, иногда шептало что-то в замочную скважину, царапало панели, словно собака, могло даже взобраться по стене снаружи и таращиться на него с подоконника.

Я подошел к двери спальни, постучал и позвал, но никто не ответил.

Потом я подумал, что он мог встать рано утром и уйти; но на входной двери по-прежнему висела цепочка, а задняя так сильно скрипела, что он бы не смог ее открыть и снова закрыть, не разбудив меня. Мистер Т. точно был в спальне, и я вернулся, снова постучал и опять не получил никакого ответа.

– Вам следовало вышибить дверь, мистер Смарт.

– Ну, это была довольно прочная дверь, я бы очень долго ее пинал. В конце концов я вышел на улицу и забрался на козырек крыльца, откуда смог заглянуть в окно. Я увидел, что он лежит мертвый на кровати. Я выбил ставень, забрался внутрь и попытался нащупать у него пульс, но, по-моему, он умер в первой половине ночи. Окоченение уже наступило. Это когда покойники становятся жесткими. В городе был только один врач, я отпер дверь, спустился вниз и позвонил ему.

– И вы не уехали из этого дома, мистер Смарт? – спросила Элеонора Болд. – Я бы не смогла там жить.

– Да. Ну, во-первых, я к этому привык – человек привыкает ко всему, кроме повешения. А во-вторых, я не думал, что призрак задержится, раз Мистера Т. больше нет. Кроме того, его родственники, видите ли, хотели, чтобы я управлял аптекой, пока кто-нибудь не захочет ее купить, и я должен был получать там ту же зарплату, и я думал, пока мы говорили об этом – их было трое, все родственники его жены, дядя и две тети, – что им на самом деле не нужен этот дом, и вдобавок ко всему я мог получить от них бесплатную аренду.

– Ну вы и делец, мистер Смарт! Просто взяли и выпотрошили их.

– Если бы я этого не сделал, мисс Вир, то никогда бы не смог купить «Аптеку Бледсо». Я не ощущал, что должен им, – если я перед кем-то и в долгу, то перед Мистером Т., а ведь он позволил