Александр Мендыбаев - Квартиранты Страница 5

– Кема, как ты?

Она не ответила. Я боялся ее будить. Дыхание было слабым, но ровным, она не металась, пульс не прыгал. Я не знал, плохо ли это или хорошо. Но я не стал ее мучить, вспомнив, что сон и отдых – лучшие лекарства. Чтобы отвлечься, я вернулся к работе, сопоставлял схемы, вспоминал, куда сегодня мы заходили. Понял, что со всей этой суетой носился по комнатам, забыв про очередность. Придется начинать проверку сначала. Я не мог отвлечься от мыслей о Кеме. Понял, что весь день ничего не ел. Скорее от стресса, чем от голода проследовал на кухню. Отрезал ломоть холодного мяса, съел его с горчицей и солью. Выпил кофе, хотя я ненавижу кофе. Внезапно захотелось спать. Кема так и не отвечала, я осторожно похлопал ее по щеке. Она даже не поморщилась. Страх снова сковал меня. А что, если умрет? Я привык к ней за это время. Нуждался в ней. И было очень страшно остаться совсем одному в этом проклятом месте. От этих мыслей голова шла кругом. Я уткнул лицо в ладони, стал молился. В детстве меня крестили, но я как-то не вспоминал о боге, не посещал церковь, а студентом откровенно богохульствовал, считая себя свободным от предрассудков и жутко циничным. Этот юношеский максимализм закончился сам собой. Стали уходить родители близких друзей, а затем и близкие друзья. Внезапно. Нелепо. Случайно. И провожая их в последний путь, стыдно было вспоминать свое безверие и откровенное презрение к смерти. Как не обманывай себя, смерть никого из нас не оставляет равнодушным. Я не знал как молиться лишь просил бога вернуть Кему назад. А потом задумался, а нужно ли ей возвращаться? Никакой надежды на спасение, никакого просвета. Как бы там ни было – молитва успокоила меня. Странно устроен человек – проникается чувством и верой лишь в те моменты, когда ему нужна помощь. В остальное время – откровенно игнорирует. Быстро приняв душ, я вернулся в комнату. Решил лечь рядом с Кемой, чтобы следить за ней всю ночь. Разделся, задернул шторы. Яркое зимнее утро – не лучшее время для сна. Лежал, долго думал, начал проваливаться в сон.

– Холодно, м-м-м-морозит

Я вскочил с постели. Кема, покрытая испариной, не открывая глаз, стучала зубами. Я немедленно достал толстое байковое одеяло, укутал ее поверх простыни. С детства помню, какое оно колючее и неприятное, мучает тебя всю ночь. Зато теплое.

– Кема, тебе теплее, лучше?

Но она уже молчала. Я нашел второе одеяло, запихал его в свой пододеяльник и также укрыл им Кему. Заметил, что теперь она вяло бьется, пытаясь освободиться из двойного плена. Я раскутал ее и быстро отвернулся, вспомнив, что не надел на нее майку. Кема, не открывая глаз, шатаясь встала и резво побежала в ванную. Я ринулся за ней, даже не успев испытать всей радости от ее пробуждения. Теперь, когда опасность миновала, я боялся оставить ее хотя бы на минуту. В ванной лежала острая бритва. Кема уже закрывала щеколду, когда я резко рванул дверь. Она с удивлением посмотрела на меня. Взгляд был смутный, но осознанный. Потом, спохватившись, прикрыла руками грудь и резким шепотом приказала:

– Выйди!

Я быстро схватил бритву и ретировался. Кема тут же защелкнула дверь. Я громко постучал, предупредив:

– Я буду рядом. Если снова сделаешь глупость – взломаю дверь.

На самом деле я сильно волновался, прислушивался – не бьет ли она стекло, чтобы порезаться осколком, не срывает ли колпачки с отбеливателей, чтобы напиться и сжечь внутренности. Хитрая Кема включила воду и я почти ничего не услышал. Прижавшись к стене спиной, я сел и вскоре уснул. Щелчок открывающейся двери вывел меня из дремы. Кема в халате, с тюрбаном на голове, вышла из ванной. Ее лицо порозовело от горячей воды. Выглядела она много лучше.

– Как ты?

– Хреново…

– Тошнит?

– Не знаю. Кофе хочется

– Кофе тебе нельзя. Ложись. Я сейчас заварю тебе чаю. Зеленого.

Конец ознакомительного фрагмента.