Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город Страница 5

— Снег по-настоящему прелестный, — сказал Намми. — Прелестная ночь.

— О, да, — ответил мистер Лисс, — это волшебная ночь, захватывающая красота, куда ни глянь, прелестнее, чем все самые прелестные из прелестных когда-либо бывших рождественских ночей — за исключением ненасытных извергов-марсиан, заполонивших город, которые едят людей быстрее, чем дробилка перемалывает чертов картофель!

— Я не забыл про них, марсиан, — возразил Намми, — если они это они. Но ночь прелестна все равно. Так что ты хочешь делать, ты хочешь выехать за город, может, увидеть полицейских и блокпост там?

— Они не полицейские, мальчик. Они монстры, притворяющиеся полицейскими, и они будут там до тех пор, пока не съедят всех в городе.

Несмотря на то, что мистер Лисс вел медленно, иногда задняя часть машины юлила или ее заносило к одному из бордюров. Он всегда возвращал контроль до того, как они во что-нибудь врежутся, но им уже нужна была цепь на колеса или зимние шины.

Если мистер Лисс украдет другую машину, с цепями на колесах, и если Намми пойдет с ним, зная с самого начала, что она была украдена, он, возможно, сам превратится в вора. Бабушка воспитала его так, что плохие вещи, которые он сделал, пристыдят ее перед лицом Господа, где она находилась сейчас.

Намми сказал:

— Ты на самом деле не узнаешь, что монстры-полицейские все еще там, пока не посмотришь.

— Я знаю, будь уверен.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я гребаный гений, — сказал мистер Лисс, брызгая слюной, сдавливая руль так сильно, что суставы пальцев выглядели острыми, как ножи. — Я просто знаю вещи, мой мозг такой чертовски большой. До этого в тюрьме этим утром мы не были знакомы даже пары минут, а я уже знал, что ты тупой, так ведь?

— Это правда, — согласился Намми.

По поперечной улице перед ними с юга на север проехала полицейская машина, и мистер Лисс сказал:

— Это нехорошо. Мы никогда не выберемся из города на машине. Нам нужно найти другой способ.

— Возможно, мы сможем выбраться тем же способом, каким попали внутрь. Я всегда хотел прокатиться на поезде.

— Холодный пустой товарный вагон — не такое уж шикарное развлечение, как звучит. В любом случае, они захватят железнодорожное депо.

— Ну, летать мы не можем.

— Ох, я не знаю, — сказал мистер Лисс. — Если твой череп такой пустой, каким кажется, я мог бы привязать к твоим ногам корзину, подуть горячим воздухом в твой нос и отправить отсюда, как если бы ты был большим старым воздушным шаром.

С квартал или около того Намми думал об этом, пока старик включал стеклообогреватель и пока лобовое стекло, начавшее затуманиваться по краям, снова становилось чистым. Затем сказал:

— Это не имеет смысла, если это не просто твоя подлость.

— Возможно, ты прав.

— Я не понимаю, почему ты должен быть таким подлым.

— У меня это хорошо получается. Человеку нравится делать что-то, в чем он хорош.

— Сейчас ты для меня не такой подлый, каким был поначалу, когда мы только встретились.

Помолчав, мистер Лисс сказал:

— Ну, Пичез, во мне есть хорошее и плохое. Никто не может быть на сто процентов хорошим круглые сутки.

Мистер Лисс иногда называл его Пичез[5]. Намми не знал, почему.

— Пару раз, — заметил Намми, — у меня даже проскакивала мысль, что мы, возможно, станем друзьями.

— Мне не нужны никакие друзья, — сказал мистер Лисс. — Ты возьмешь «клинекс»[6] и выпустишь эту мысль из своей головы прямо сейчас. Высморкаешь, как сопли. Я одиночка и отшельник. Друзья только отягощают человека. Друзья — это люди, которые обязательно станут врагами. В этом мире нет ничего хуже, чем дружба.

— Бабушка, она всегда говорила, что дружба и любовь — это все, что есть в жизни.

— Ты только что мне напомнил одну вещь, которая хуже, чем дружба. Любовь. Ничего не сломает тебя быстрее, чем любовь. Это яд. Любовь убивает.

— Я не понимаю, каким образом это может быть правдой, — сказал Намми.

— Но это правда.

— Нет, не правда.

— Не называй меня лжецом, мальчик. Я вырывал горло у людей, которые называли меня лжецом. Я отрезал им языки и жарил с луком на завтрак. Я опасный сукин сын, если меня рассердить.

— Я не сказал, лжец. Ты просто неправ в отношении любви, просто не прав, и все. Бабушка любила меня, и любовь меня никогда не убивала.

— Она умерла, не так ли?

— Ее убила не любовь, это была болезнь. Если бы я мог забрать ее рак в себя и затем умереть за нее, я бы умер сейчас, и она была бы живой сейчас с тобой.

Они ехали минуту в тишине, а затем мистер Лисс сказал:

— Ты не должен всегда меня слушать, мальчик, или воспринимать то, что я говорю, серьезно. Не все, что я говорю, гениально.

— Возможно, большинство, но не то, что ты сказал прямо сейчас. Знаешь, что? Возможно, мы можем поехать на мотосанях.

— Можем что?

— Знаешь, как бы снегоход.

Мистер Лисс аккуратно подрулил к бордюру и остановился.

— Мы можем отправиться по бездорожью. Но достаточно ли для этого снега? Где-то дюйм толщиной.

— Глубже, чем дюйм, — сказал Намми, — и еще быстро прибавляется.

— Где мы можем взять снегоход?

— Люди, у людей они есть по всему городу. И еще есть место со снегоходами, где они продают их на Беатрэк, 25.

— Очередная чертова улица с медведем в названии. Кто бы ни называл улицы в этом захолустном городишке, у него такое же богатое воображение, как у пня.

— Как я уже сказал, там стадо медведей в основной части территории. У нас нет ни тигров, ни зебр, чтобы назвать ими наши улицы.

Старик сидел тихо около двух минут, просто наблюдая за снегопадом, как будто бы решил, в конце концов, что он прелестный. Это молчание для мистера Лисса было долгим, он всегда имел что сказать по любому поводу. Намми обычно хорошо чувствовал себя с людьми, которые молчали между собой, но это долгое молчание мистера Лисса было немного беспокойным, потому что заставляло Намми интересоваться, что он задумывает.

Наконец, мистер Лисс сказал:

— Пичез, ты действительно знаешь кого-нибудь, у кого есть снегоход?

— Знаю парочку.

— Например?

— Например, Боз.

— Боз?

— Офицер Барри Бозмен. Люди зовут его Бозом. Он гоняет по бездорожью круглый год на одной штуке или на другой.

— Офицер?

— Он полицейский. Он много смеется. Он заставляет тебя чувствовать, что ты хорош, как никто другой.

— Он мертв, — сказал мистер Лисс резко. — Если он полицейский, они убили его и заменили одним из своих двойников.