Лорел Гамильтон - Мика Страница 5

Мы застряли в проходе самолета, потому что все сразу тоже встали и потянулись за сумками. У меня было время прижаться к его спине и спросить:

– А почему ты все-таки не сказал?

Он тоже прижался ко мне, улыбаясь:

– Честно?

Я кивнула.

– Мне понравилось, что сегодня я храбрый – для разнообразия.

– Это ты к чему? – нахмурилась я.

Он чуть обернулся, чтобы нежно поцеловать меня в губы.

– Это значит, что я еще не видел таких смелых, как ты, а иногда, ну только иногда, это бывает трудно для мужчин твоей жизни.

Я не стала целовать его в ответ. Впервые за все время нашего знакомства я не ответила на его прикосновение. Я слишком сосредоточилась на проблеме: не оскорблена ли я.

– В смысле – я слишком смелая, чтобы быть женщиной? Это что еще за мужское шовинистическое...

Он меня поцеловал. Не чуть-чуть, а будто вливался в меня, тая, через рот. Руки его скользили по коже моего жакета, он прижался ко мне, каждым дюймом своего тела – к каждому дюйму моего. И целовал меня так долго, и прижимал меня так крепко, что я почувствовала, как его тело радуется такой близости.

Он отодвинулся, оставив меня задыхаться и ловить ртом воздух. Я проглотила слюну и сумела сказать, хоть и с придыханием:

– Так нечестно.

– Анита, я не хочу спорить.

– Нечестно, – повторила я.

Он засмеялся – этим чудесным, раздражающим мужским смехом, говорящим, в каком он восторге от произведенного на меня эффекта. У него на губах ярко блестела моя помада. А это значит, что я небось теперь размалевана как клоун.

Я пыталась посмотреть на него мрачно, но не получилось. Трудно делать мрачную рожу, когда на губах расплывается идиотская улыбка. Ну невозможно одновременно и лыбиться, и злиться, черт бы побрал!

Очередь двигалась. Мика покатил впереди себя чемодан. Я предпочитала свой тащить за собой, а ему больше нравилось толкать. И еще у него был кейс. Он указал, что ассистент должен нести больше. Я бы поспорила, но он меня поцеловал, и я не успела найти контраргумент.

Мика всегда так на меня действовал с нашей первой встречи. Страсть с первого взгляда – ну, может, с первого прикосновения, – и меня это до сих пор несколько смущает. Не в моем это характере – влюбиться так быстро и так сильно. И я все ожидала между нами какой-нибудь вспышки или серьезной ссоры, когда и наступит конец, но прошло полгода – и пока все так же. Полгода – без единого разрыва. Для меня это рекорд. С Жан-Клодом я встречаюсь уже два года, но там мы то и дело расходимся и сходимся вновь. Так у меня почти со всеми. Мика – единственный мужчина, который однажды пришел в мою жизнь и сумел там остаться.

Отчасти потому, что каждый раз, когда я до него дотрагиваюсь, у меня коленки подгибаются. По крайней мере ощущение такое. Ощущение слабости, очень какое-то девчоночье, и мне оно не нравится.

Стюардесса выразила надежду, что полет был приятным. Улыбалась она чуть слишком натянуто. Интересно, сколько помады осталось у меня на губах и сколько по всему лицу размазалось?

Положительный момент состоял в том, что у нас еще было время добраться до ванной и привести себя в порядок перед встречей с ФБР. Агенты имеют право пройти через любую охрану, показав значок, но в наши дни даже они стараются не напрягать охранников в аэропортах своими привилегиями.

У меня-то пистолет при себе был, но у меня есть и разрешение носить оружие в самолете. Федеральный ты там маршал или нет, но в наши дни, чтобы носить оружие в самолете, необходимо пройти специальное обучение. Увы.

Несколько удивленных взглядов и сдавленных смешков встретили меня в вестибюле аэропорта. Зеркало мне, зеркало!

Мика обернулся, стараясь не скалить зубы.

– Ой, я тебе помаду размазал. Прости, не хотел.

– Сильно ты об этом думал, – буркнула я.

– Не сильно, – ответил он.

– А размазал сильно?

Вместо ответа он выпустил ручку сумки и провел большим пальцем мне по подбородку. Палец стал алым.

– Господи ты Боже мой!

– Если бы ты клала тон, я бы так делать не стал. – Он поднес палец к губам и лизнул его, засунув в рот глубже, чем было необходимо. Я смотрела несколько завороженно. – Люблю я вкус твоей помады.

Я встряхнула головой и отвернулась.

– Перестань меня дразнить!

– Почему?

– Потому что я не могу работать, когда ты заставляешь меня на себя пялиться.

Он засмеялся – тем же теплым мужским смехом.

Я взялась за ручку чемодана и решительно шагнула мимо него.

– Это на тебя не похоже – так упорно дразниться.

Он догнал меня.

– Нет, обычно это работа Натэниела, или Жан-Клода, или Ашера. А я себя хорошо веду, когда ты на меня не злишься.

Я задумалась и потому замедлила шаг. Ну и еще из-за трехдюймовых каблуков.

– Ты к ним ревнуешь?

– Не в том смысле, в котором ты имеешь в виду. Но, Анита, это впервые мы с тобой только вдвоем. Только ты и я и никого больше.

Вот это меня остановило – в буквальном смысле, так что шедший за мной человек выругался и вынужден был резко отвернуть в сторону. Я повернулась к Мике.

– Мы бывали с тобой наедине. И даже выезжали с тобой только вдвоем.

– Но не больше, чем на несколько часов. Никогда хотя бы на сутки.

Я задумалась, потому что за полгода все-таки мы могли бы как-то устроить себе хотя бы ночь наедине. Думала я, думала, пока думалка не заболела, но он был прав. Никогда так не было, чтобы целую ночь – только мы двое.

– Ну, черт побери... – сказала я.

Он улыбнулся – губы у него блестели моей помадой.

– Вон там туалет.

Мы прислонили чемоданы к стене, и я оставила Мику в небольшой компании мужчин, надзиравших за чемоданами и сумками. Некоторые из них еще держали за ручку детей.

Конечно, в туалет была очередь, но когда я ясно дала понять, что не собираюсь без очереди ничего такого делать, а только макияж поправить, никто не возразил. Некоторые даже стали добродушно строить догадки, что это я такое делала, что так размазала помаду.

А я и правда была похожа на клоуна. Я достала косметичку – Мика проследил, чтобы я ее не забыла, иначе это наверняка случилось бы. У меня там лежало очень мягкое средство для снятия макияжа с глаз, которым можно было и помаду стереть. Так что я стерла все это безобразие, потом подвела губы карандашом и положила помаду.

Помада у меня была красная, очень-очень красная, и от нее моя бледная кожа почти светилась. Черные волосы на свету блестели под стать очень темным карим глазам. Я дома слегка подкрасила глаза тенями, а ресницы тушью, и на том косметические процедуры объявила законченными. Тон я действительно редко наношу.

Мика был прав, без тона он не слишком повредил макияж, но... но. Я все равно еще злилась. И хотела злиться. Хотела злиться, но уже не злилась. Зачем мне это надо было – цепляться за злость? Почему меня бесит, что он умеет унять мой гнев просто прикосновением своего тела? Ну почему, почему это меня так достает?