Гордон Макгил - Омен. Армагеддон 2000 Страница 5

Бухер проскользнул мимо собаки в коридор, подошел к последней двери и поднял было руку, чтобы постучать, но передумал и просто толкнул дверь.

Комната представляла собой круглый, окрашенный в черный цвет зал, потолок поддерживали шесть колонн.

Здесь не было ни единого окна, освещалось помещение единственной черной свечой, прикрепленной к плинтусу.

Колеблющееся пламя выхватывало из мрака деревянное распятие в человеческий рост: скорченная в муках фигура Христа с обращенным к стойке ликом, в ноги и распростертые вдоль перекладины руки были вбиты черные гвозди.

Фигура была обнажена. Из позвоночника торчал кинжал, вонзенный по самую рукоятку, вырезанную в виде Христа, распятого на кресте. В шести футах от распятия Бухер разглядел мужское обнаженное тело. Оно было забальзамировано и находилось в вертикальном положении. Казалось, будто этот забальзамированный труп ничем не поддерживался и стоял сам по себе, распростерши руки ладонями вверх. В остекленевших глазах отражалось мерцающее пламя, и чудилось, что они живые. Рот застыл в сардонической улыбке. Труп как будто на веки вечные уставился ненавидящим взглядом в сведенный агонией лик Христа.

У ног трупа склонился юноша в черной сутане. Он так крепко вцепился в мертвые ладони, что его запястья побелели.

Бухер напрягся, пытаясь вслушаться в монотонное бормотание молодого человека.

— Отец, даруй мне силы, и пусть твой дух взрастет во мне. Отец, придай мне силы…

Молитве не виделось конца. Лишенная страсти, она звучала безжизненно, и казалось, что юноша сам едва дышит.

Бухер пристально смотрел на него, затем взглянул в мертвое лицо Дэмьена Торна. Заторможенно, скорее инстинктивно, осенил себя искаженным крестным знамением, и, пятясь, добрался до двери, тихонько прикрыв ее за собой.

Собака не спускала с Бухера горящих глаз до тех пор, пока он не скрылся из виду, затем снова улеглась, навострив уши, будто вслушивалась в безжизненное бормотание юноши.

Бухер ожидал юношу в столовой. Старик потягивал коньяк и невидящим взглядом скользил по экрану телевизора, а когда вновь оторвал от него глаза, заметил на пороге молодого человека. Тот уже успел переодеться в обычную рубашку и джинсы. Бухер отметил про себя, что вошедший, как и уверяли ученики, действительно повзрослел.

Ростом он был уже почти с отца, а сходство между ними просто поражало.

— Ты выглядишь измотанным, — начал юноша, и Бухер обратил внимание на то, что и голос у него стал более низким.

— Ничего. Это старость, — отозвался Бухер.

— Может, тебе лучше завязать с сексом. Бухер улыбнулся.

— В старые, добрые времена замечали, что это только на пользу. А сейчас я стал просто как сонная муха.

Юноша сел за стол. В это время дворецкий вкатил в столовую сервировочный столик.

— Ты ведь ко мне с каким-то делом? — поинтересовался юноша, совершенно игнорируя присутствие дворецкого.

Бухер кивнул и полез в карман за отчетом. Не мигая, юноша пробежал его глазами, затем бросил на Бухера острый взгляд.

— А не совершат ливийцы ошибку, как ты думаешь?

Бухер отрицательно покачал головой:

— Мы им здорово защемили хвосты, и им теперь от нас не отвертеться.

Юноша одобрительно кивнул, сложил лист с отчетом и вернул его Бухеру.

— Ладно. Значит, все идет как надо, по намеченному курсу?

Бухер нахмурился. Что-то в этом вопросе настораживало его.

— Ну, я имел в виду, что все хорошо, — улыбаясь, поправился юноша.

— Англичане пытаются устроить в Иерусалиме свой собственный миниатюрный Кэмп-Дэвид, однако это им никак не удается.

— Отлично, — проронил юноша, заправляя салфетку за ворот рубашки. Он обернулся к дворецкому, поблагодарил того за обед и накинулся на еду. Во время обеда оба едва обменивались фразами. Молодой человек с аппетитом уплетал блюдо за блюдом, сдабривая все это изрядным количеством вина и лишь изредка задавая Бухеру вопросы:

«Я слышал, что у Саймона в Кнессете какие-то неприятности…», «Как Бредли управляется в Белом Доме?», «Когда же, наконец, в Зимбабве произойдет переворот?».

Бухер терпеливо отвечал. За это время он уже успел позабыть, насколько умен этот юнец, как на лету хватал он мельчайшие подробности. Он так похож на своего отца. Правда, ему немного недостает очарования Дэмьена, но со временем придет и оно.

Они уже пили кофе, когда в столовую опять вошел дворецкий. Глядя на юношу, он протянул Бухеру записку:

— Боюсь, что это опять та женщина, сэр. Юноша зевнул, пока Бухер пробегал взглядом текст записки.

— Она пишет, что присутствовала при твоем рождении, — повернулся к собеседнику Бухер. Джордж пожал плечами.

— Она торчит здесь уже целую неделю, сэр. Это начинает утомлять.

Бухер вновь взглянул на юношу:

— Она, видимо, жаждет получить от тебя последнее благословение?

Тот снова зевнул. Бухер скомкал записку и швырнул ее в огонь.

— Приведите ее. Только убедитесь сначала, что она действительно та, за кого себя выдает.

— Хорошо, сэр.

Дворецкий вышел, а юноша обратился к Бухеру:

— А ты уверен насчет Бредли?

Бухер вздохнул. Юноша был просто одержим. Похоже, ничего, кроме дел, не занимало его. Никакие события, что могли взволновать любого другого отрока, не касались холодного ума этого человека. Однако это говорило только в его пользу.

Дверь снова открылась, и перед ними появилась старуха. Лицо ее избороздили глубокие морщины. Старуха сидела в инвалидной коляске, ноги ее были укутаны каким-то грубым пледом, а на худых согбенных плечах болтались остатки шали. Суставы на руках были такими разбухшими, что казалось, будто пальцы срослись. Ни шаль, ни плед не могли скрыть ее хрупкости. Бухер вдруг подумал, что старуха весит, наверное, никак не больше восьмидесяти фунтов. Старуха коснулась кнопки на подлокотнике, и коляска, заскрипев, подъехала поближе и остановилась у стола. Старуха вперила в юношу взгляд. Потом ухватилась за пару костылей, прикрепленных к коляске, и с трудом поднялась. Бухер двинулся было ей навстречу, чтобы помочь, но она только отмахнулась от него. Кости у нее затрещали при попытке распрямиться, и когда она встала, наконец, в полный рост, лицо ее оказалось вровень с лицом юноши.

— Я Мэри Ламонт, — представилась старуха. — Я была медсестрой и присутствовала при твоем рождении. Юноша молчал.

— В тот момент, когда ты появился, у меня начался приступ артрита, и с тех самых пор боль не отпускает меня. Я принимаю лекарства, но от них мне еще хуже. Во сне мне кажется, что это Бог наказывает меня.

— Он может, — промолвил юноша.

— Я не в силах дольше терпеть эти муки и скоро сведу счеты с жизнью. Но прежде, чем умереть, я хотела видеть тебя. Хоть раз глянуть на то, чему я помогла появиться на свет.