Роберт Стайн - Послание зелёного монстра Страница 5

Ничего нет. Никаких следов.

Я совсем перевернул тарелку и вывалил ее содержимое на поднос.

Никаких жуков.

— Ты какой-то странный, — заявил Симпсон, подозрительно глядя на меня. — Что-то мне непонятны твои шутки.

— Это… это была не шутка, — пробормотал я.

Но что же все-таки произошло? Жуки были самые настоящие. Я ничего не выдумал. Моя порция картофельного пюре просто кишела ими.

Как же они потом так быстро исчезли?

И почему другие ребята не жаловались, что у них в пюре ползают жуки?

Симпсон снова поднес ко рту кусок цыпленка и принялся с аппетитом жевать.

Мой желудок опять возмутился. Я повернулся и направился к выходу из столовой.

— Эй — твой поднос! — крикнул мне вдогонку Симпсон.

Я вернулся назад.

— Если мы не возвращаем после еды подносы, нам устраивают большую взбучку, — объяснил он.

Я схватил свой поднос и потащил к прилавку. Мои коленки ослабели и дрожали. Голова кружилась. До сих пор я ощущал на языке щекотанье колючих лапок.

Только я положил поднос на место как увидел, что к нему прилипла какая-то желтая бумажка.

Она была сложена пополам. Я взял ее в руки. Развернул.

И уставился на слова, нацарапанные красными чернилами.

«КТО ПРОЧТЕТ МОЕ СЛОВО, ПОТЕРЯЕТ ГОЛОВУ».

Глава VII

КТО ПОТЕРЯЕТ ГОЛОВУ?

Мужской туалет находился неподалеку от столовой. Зайдя в него, я прижался лбом к холодной стенке и закрыл глаза.

Кровь пульсировала у меня в висках. Сделав глубокий вдох и энергично выдохнув воздух, я заставил свое сердце замедлить ритм.

Потом я открыл глаза и обнаружил, что по-прежнему сжимаю в руке эту желтую бумажку. Я поднес ее к лицу и, щурясь, еще раз перечитал нацарапанные красными чернилами буквы:

«КТО ПРОЧТЕТ МОЕ СЛОВО, ПОТЕРЯЕТ ГОЛОВУ».

Я перечитал еще раз. Потом еще и еще. Что все это означает?

Предназначалось ли это послание для меня? Или записка лежала там и раньше, и я просто взял поднос вместе с ней?

«ПОТЕРЯЕТ ГОЛОВУ?»

Может, это угроза? Вызов на поединок.

Или какой-то шифр? Шарада?

Я сунул бумажку в карман. Потом умылся холодной водой.

Выйдя из туалета, я поднялся наверх, чтобы разыскать Дженни и Симпсона. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь из них объяснил мне, что творится в этой школе.

Однако я их так и не нашел. Коридоры опять почти опустели. Прозвенел звонок, оповещающий о начале нового урока.

Мистер Кимпал встретил меня с улыбкой. Я заметил, что вернулся в класс самым последним. Он закрыл за мной дверь кабинета.

— Надеюсь, вы все неплохо подкрепились, — сказал он.

Я остановился на полпути к своему месту. Повернулся к учителю и уже открыл рот, чтобы сообщить ему про черных жуков, которые ползали по моему картофельному пюре.

Однако он опередил меня.

— Сэм, к сожалению, тебе придется нас сейчас покинуть.

— Что? — удивленно спросил я. — Что я такого сделал? Что-нибудь не так?

— Наш школьный джаз репетирует после большой перемены по понедельникам, средам и пятницам, — продолжал мистер Кимпал. — Вероятно, тебе никто об этом не сообщил. Поднимись к мистеру Келли в его кабинет джаза, расположенного на самом верхнем этаже.

— Как дела, парень? Не заблудился еще в нашей школе? Первый день всегда не сахар — это уж точно!

Крупный и неуклюжий, он говорил хриплым басом, причем довольно странно — только одной стороной рта. На нем была теплая серая рубашка и свободные штаны цвета хаки. Короче, он походил скорей на футбольного тренера, чем на учителя музыки.

Кабинет оказался просторным, с высоким потолком и несколькими окнами, выходившими на задний двор школы.

Перед пюпитрами в три ряда сидели человек двадцать и разогревали свои музыкальные инструменты. За барабаном стоял рыжий мальчик низенького роста и выбивал яростный ритм.

Мистер Келли вывел меня на середину комнаты.

— Ребята, это Сэм Уотербери. Сэм играет на саксофоне. Когда я прослушивал его на прошлой неделе, мне стало ясно, что он просто находка для нашего оркестра.

Жирный мальчишка извлек из своей трубы резкий звук.

Несколько человек засмеялись.

— Ты можешь оставить футляр здесь, — сказал мне мистер Келли. — Садись рядом с Тери, она кларнетистка. — Он показал на светловолосую девочку, сидевшую во втором ряду.

Я достал свой сакс и собрал его. Насадил мундштук, перекинул через плечо ремень и направился на свое место.

— Привет, — сказал я, садясь рядом с Тери. — Как дела?

Я облизал мундштук и провел пальцами по клапанам, проверяя их.

Она улыбнулась мне. У нее оказались потрясающие зеленые глаза.

— Твой сакс выглядит совсем новым, — заметила она.

Я чуть приподнял его.

— Точно. Мне подарили его на день рождения.

Тери серьезно посмотрела на меня.

— Что ж, сделай крепкий запор на футляр, — посоветовала она.

Я нахмурился и посмотрел ей в глаза.

— Запор? Для чего?

Она неопределенно пожала плечами.

— Ты ведь новичок в этой школе, верно?

Я кивнул.

— Ну да. Так что же?

— Ну, тебе уже что-нибудь рассказывали?

— Нет, — ответил я. — Мне никто ничего не рассказывал, Тери. Так почему же ты советуешь мне сделать крепкий запор на футляр от сакса?

Она долго не отвечала. Наконец шепнула:

— Ты сам узнаешь… довольно скоро.

Глава VIII

РОЗЫГРЫШ ИЛИ НЕТ?

После занятий я обнаружил, что Дженни дожидается меня перед школой.

По небу плыли низкие серые тучи. Мне на лицо упали несколько холодных капель.

Сначала Дженни меня не видела. Она стояла с напряженным видом и явно нервничала, потому что все время теребила прядь своих прямых черных волос, накручивая ее на палец.

Когда она, повернувшись, увидела меня, на ее щеках расцвели розовые пятна.

— Идем со мной, — прошептала она.

Она первой вышла на улицу. Она не проронила ни слова, пока мы не удалились от школы на достаточное расстояние.

Под нашими кроссовками хрустели отсыревшие палые листья, покрывавшие траву ковром.

Мы остановились под сенью корявого старого дуба.

Дженни огляделась вокруг, словно желая убедиться, что за нами никто не следит.

— В чем дело? — снова спросил я. — К чему такая секретность?

— Ты должен кое-что узнать об этой школе, — произнесла она, говоря почти шепотом.

Мимо, сигналя клаксоном, прогрохотал микроавтобус, набитый ребятишками. Я не смог разобрать, что она шепчет.

— Дженни, о чем ты говоришь? — досадливо спросил я. — о чем я должен знать?