Крис Картер - Путь благословенных. Файл №301 Страница 5

…в отличие от нормальных людей, испытывающих подлинные горестные чувства от невосполнимой утраты. Утраты друга, утраты партнера, утраты напарника.

И если среди ночи в дверь квартиры звонок, то не опасайтесь, агент Скалли, не хватайтесь за пистолет… Ах, да! Вы его сдали… Но и за кухонный нож не хватайтесь, и за сердце. Просто пришел нормальный человек, испытывающий подлинные горестные чувства, аналогичные вашим, агент Скалли. Зачем пришел? Просто так… Выразить, разделить… всё такое. Всё такое бессмысленное и нерациональное, но столь присущее нормальным людям.

— Фрохики?

Фрохики, Фрохики. Шляпа в роговых очках. Шатаясь от… гм, не только от горя. С бутылкой «Джи энд Би» в судорожном кулаке.

— Фрохики… Который час?

— Я знаю, что сейчас поздно. Но я всего час назад узнал о… печальном событии. Вот… Не мог не прийти к вам… Или мне лучше уйти? Простите меня за мою вольность.

— Сколько же вы в себя влили, Фрохики?

— Х-ха! Вы пустую посуду принимаете, мисс?

Невеселая шутка. Бутылка «Джи энд Би» действительно уже пуста, выпита до дна.

— Тары нет, сэр.

Шуткой на шутку, невеселой на невеселую.

— Еще раз прошу простить меня… Элементарно захотелось посидеть, помянуть.

— Заходите, Фрохики, заходите. Увы, могу предложить только чаю или кофе.

— Кофе.

Кофе так кофе. Отнюдь не помешает, а то и поможет, — учитывая состояние интеля Фрохики.

— А у вас есть «Моккона»?

— Конечно же, у меня есть «Моккона»! То есть у меня был «Моккона». Молдер и выпил всё. «Нескафе» устроит? Увы, только растворимый.

«Нескафе» так «Нескафе». Растворимый так растворимый. Разве в марке кофе дело?! Просто… мы любим бывать у Скалли…

Ну, и что скажете, интель Фрохики? Душу будете бередить? И себе и собеседнице? О-о, и еще как!

— Знаете, Скалли, он был моим настоящим другом. Знаете, что такое настоящий друг?

— Знаю, Фрохики. Он был и моим настоящим другом.

— Простите, брякнул… Вы же были напарниками…

— Партнерами…

— Да-а… Он был отличным парнем и прекрасным профессионалом. Знаете, каким он был профессионалом?!

— Знаю, Фрохики.

— Простите, опять брякнул… Да-а… Единственная подлинная жемчужина в куче дерьма!

— Спасибо за комплимент, Фрохики.

— Что? В смысле?.. А! Ну простите и еще раз простите! Снова брякнул… Конечно же, вы тоже в этой куче… жемчужина. Надо понимать, эстафета перешла к вам? От Молдера?

— Боюсь, нет. Я сегодня лишилась работы.

— Сволочи! Они играют не по правилам.

— Что вы знаете, Фрохики, о правилах игры без правил!

— Вы правы, Скалли, вы правы. Нет, но однако! Зла не хватает!.. Они — как мыши, которые, стоит зажечь свет, врассыпную бросаются прятаться в вязанку дров.

— М-да… Мыши, убившие кота.

— Говорят, Скалли, у кошки семь жизней.

— Ой, да прекратите вы, Фрохики, свои интеллигентские штучки. Метафоры-хренафоры! Выговорились? Вам еще кофе? Или вы уже пойдете?

— Я не пьян, Скалли. Вы думаете: вот пришел никчемный Фрохики пьяный в хлам и среди ночи морочит голову… вместо того, чтобы пойти домой и там с горя заснуть… Всё такое бессмысленное и нерациональное, но столь присущее интелям… Да! Я пьян! Но! Но, Скалли, но!.. Я не настолько пьян! Я ведь спросил: эстафета перешла к вам?

— Ну… Если угодно, да.

— Кому угодно?

— Да никому не угодно, если честно.

— А вам самой?

— Мне — угодно.

— Вот и мне!.. Нате! Это вырезка из «Геральд трибюн».

— Вы в нее бутылку заворачивали, Фрохики? Или готовили вместо пипифакса?

— Ну помялась немножко… Вам форму или вам содержание?

— Содержание, Фрохики, содержание.

— Тогда читайте, читайте!

— Ну?.. В Трентон-сити найдено тело мужчины… Белый, на вид тридцать лет… Пуля в затылок… Травма, несовместимая с жизнью… Никаких следов борьбы… Почерк профессионала… Убитый опознан как некий Кеннет Суннер, известный в анархистских кругах под прозвищем Вонючка…

— Мы в «Одиноком стрелке» звали его Башковитым.

— Фрохики?

— Да, Скалли, да. Тот самый хакер, влезший в директорию Министерства обороны и скачавший те самые икс-файлы…

— От одного приятеля-анархиста…

— Что?

— Я спрашивала Молдера, откуда у него дискета. Он ответил: от одного приятеля-анархиста.

— Вот видите!

— Погодите, Фрохики! Не мешайте!.. Так-так… Адата? Каким числом датировано? Здесь только вырезка…

— Восемнадцатое апреля. Вчера. Уже позавчера.

— Да, но это… убийство было совершено уже после гибели Молдера…

— Вот видите!.. Скалли, а вы… вы уверены в гибели Молдера? Может, все-таки…

— Не может, не может. Уверена. К сожалению… Нет, но… срань господня! Неужели они настолько глупы?!

— Кто?

— Кое-кто, Фрохики. Они. Т-твари!.. Когда твари испуганы, они очень агрессивны.

Резервация племени навахо Нью-Мексико

Смерть есть смерть. После нее нет ничего.

Но и жизнь есть жизнь. И она продолжается.

Всюду жизнь, так сказать. И в резервации племени навахо — тоже.

Пришлые бледнолицые ушли. Больше не возвращались.

Юный змеелов Эрик по-прежнему промышляет гремучками. Но к заброшенному карьеру — больше ни ногой. Дед Алберт строго-настрого наказал: туда — ни ногой больше! Собственно, там и делать нечего. Прах и пепел. И гремучки оттуда ушли. Тем более тогда незачем Эрику туда…

А не очень-то и хотелось! Более того, очень не хотелось!

И ладно! Пустыня большая — от горизонта до горизонта. И даже больше, если с неба посмотреть. Но люди не летают, как птицы…

Зато птицы летают. Стервятник — птица. Летает. Парит, зависает, кружит. Стаей.

Стервятник — птица большая и сильная, но трусливая. Она не убивает свою добычу. За нее добычу убивают другие. Когда стервятники кружат над пустыней, значит, они ждут когда живое станет мертвым. А дождавшись, спланируют на землю и раздерут на куски это самое живое, ставшее мертвым. А значит…

…А это значит, что пока там — живое. Там — в районе заброшенного карьера. Судя по стае стервятников, парящих в ожидании…

Святые-здешние! Хоть иди к деду-дене на поклон: мол, нельзя ли все-таки съездить полюбопытствовать?

— Нельзя! А что такое вдруг?

— Да стервятники…

— Где?

— Как раз над…

— М-м… Точно!.. Тогда — все равно нельзя. Но вместе со мной можно. Выдержит твой мустанг нас двоих, Эрик?

— Должен. Не Боливар, чай!

— А троих?

— А кто еще с нами туда?

— Туда — никто. Оттуда — может быть.

— А кто?

— Тот, над кем кружат птицы, Эрик.

…А кружат они над нагромождением камней, в котором угадывается кисть руки. Безвольная, безжизненная. Нет, судя по осторожным стервятникам, обладатель этой руки скорее жив чем мертв… или скорее мертв чем жив… В общем, на грани…