Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг» Страница 50

Довольно скоро я убедился, что вижу труп одного из морских дьяволов. Мне, однако, никак удавалось рассмотреть его как следует, так как он был почти скрыт под поверхностью воды, по которой то и дело пробегали рябь и маленькие волны. Все же я увидел, что тварь плавает, свернувшись в клубок и немного кренясь на одну сторону; доказательством того, что она мертва, служила рана на шее — такая глубокая, что голова едва держалась на теле. Больше ничего рассмотреть не удалось, и, вернувшись к товарищам, я рассказал им о том, что видел. Теперь мы были совершенно убеждены, что бедняга Томпкинс погиб, поэтому решено было прекратить поиски, однако, прежде чем мы отправились восвояси, боцман вскарабкался на тот же скальный выступ, чтобы своими глазами увидеть мертвую тварь; его примеру последовали и другие матросы, ибо каждому было любопытно увидеть при дневном свете, что за чудища напали на нас ночью. Наконец, рассмотрев тварь так подробно, как только позволяла волнующаяся поверхность воды, мы вернулись на противоположный берег острова, где стояла наша шлюпка, — хотелось удостовериться, что она не пострадала. Как выяснилось, шлюпка была совершенно цела, хотя по подсыхающей слизи и длинным бороздкам, оставшимся на мягком песке, мы сразу поняли, что твари побывали и здесь. Немного погодя один из матросов крикнул, что могила Джоба, которая, как я уже говорил, находилась неподалеку от нашего прежнего лагеря, выглядит как-то странно. Обратив свои взгляды в ту сторону, мы увидели, что могильный холмик действительно потревожен; бросившись к нему, мы убедились, что могила пуста — твари выкопали мертвое тело, не оставив ровным счетом ничего, что напоминало бы о нашем погибшем товарище. Открытие это заставило нас испытать еще больший ужас перед морскими дьяволами, ибо теперь мы знали, что эти упыри даже мертвых в могилах не оставляют в покое.

Когда мы вернулись в лагерь на вершине утеса, боцман занялся нашими увечьями, ведь в ночном сражении пострадал не только я: один матрос лишился двух пальцев на руке, второго тварь укусила в предплечье, у третьего после соприкосновения с ядовитыми щупальцами лицо покрылось волдырями. В горячке боя никто из них не придал значения полученным ранам, потом заняться ими помешало беспокойство о судьбе Томпкинса, но теперь боцман сам решил осмотреть пострадавших. Первым делом он промыл их раны кипяченой водой с добавлением капельки рома, а потом наложил повязки, использовав вместо корпии мягкие пеньковые очесы, а вместо бинта — узкие полоски ткани, отрезанные от штуки запасной парусины, хранившейся в шлюпочном ящике.

Я тоже воспользовался случаем, чтобы осмотреть рану на ноге, причинявшую боль и заставлявшую хромать. Выяснилось, что пострадал я не так сильно, как казалось: хотя палец был прокушен насквозь, кость осталась цела; когда укус промыли, палец стал меньше болеть, однако я по-прежнему не мог натянуть башмак и вынужден был замотать ногу парусиной.

Когда наши раны были должным образом обработаны (а на это ушло порядочно времени, поскольку не было среди нас ни одного человека, который не получил хотя бы царапины), боцман отправил потерявшего пальцы матроса полежать в палатке; то же приказание получил и наш раненный в руку товарищ. Остальных же повел вниз собирать водоросли, так как прошедшая ночь слишком наглядно показала, насколько наши жизни зависят от запасов топлива. Все утро мы только тем и занимались, что таскали на утес новые и новые вязанки сухой травы и тростника. Лишь в полдень мы получили по чарке рома и немного передохнули, после чего боцман велел одному из наших товарищей готовить обед, а сам обратился к матросу по имени Джессоп, предложившему построить для сообщения с кораблем воздушный змей, с вопросом, действительно ли он обладает требуемой сноровкой в изготовлении подобных приспособлений. В ответ Джессоп рассмеялся и сказал, что может хоть с завязанными глазами построить бесхвостого змея, который полетит высоко и далеко, поскольку в детстве много времени отдавал этому занятию. Тогда боцман велел ему безотлагательно приниматься за дело, ибо наш долг — как можно скорее спасти находящихся на судне людей и вместе с ними покинуть проклятый остров, оказавшийся гнездилищем столь ужасных тварей.

Услышав, что Джессоп собирается строить бесхвостого змея, я живо заинтересовался, ибо никогда прежде не только не видел, но даже не слышал ни о чем подобном. Оказалось, что парень вовсе не хвастался и не обещал того, чего не мог исполнить. Взяв пару тонких тростниковых стволов, он обрезал их до шести футов и связал посередине, так что они образовали косой андреевский крест. Изготовив еще два таких креста, Джессоп выбрал четыре жерди длиной около двенадцати футов каждая и велел нам, встав по углам воображаемого прямоугольника, удерживать их в вертикальном положении. Сам он взял один из крестов и уложил на землю таким образом, что его концы соприкасались с вертикальными жердями. Связав крест с жердями с помощью шкимушгара, Джессоп взял второй крест и укрепил примерно на середине между верхними и нижними концами жердей; третий же крест он привязал к верхушкам, так что все три служили теперь как бы распорками, удерживавшими на месте четыре продольные планки.

Когда каркас змея был готов, боцман позвал нас обедать. После обеда мы предались небольшому отдыху, который по обыкновению проводили за курением наших трубок; мы сидели вокруг лагерного костра, когда из-за облаков внезапно проглянуло солнце, которого мы не видели с самого утра. Это обстоятельство существенно приободрило нас, до сих пор пасмурная погода сильно омрачала наше настроение, и без того не слишком веселое вследствие гибели Томпкинса, пережитых страхов и полученных в битве с чудовищами ран; теперь же, как я уже упомянул, мы почувствовали себя бодрее и с новой энергией взялись за изготовление змея.

Но, прежде чем мы успели его доделать, боцман вдруг вспомнил, что у нас нет достаточно длинного шнура, необходимого для запуска змея; обратившись к Джессопу, он спросил, какова должна быть крепость такого шнура, на что матрос ответил, что, по его разумению, сплетенного в десяток каболок линя будет вполне достаточно.

Тогда боцман взял троих матросов и спустился с ними на дальний пляж, где лежала распиленная нами мачта, чтобы срезать с нее остатки такелажа. Когда все тросы были доставлены в лагерь, мы расплели их и принялись свивать линь нужной толщины; правда, для экономии времени мы сплетали каболки не по одной, а по две, что существенно ускорило работу.

Пока мы работали, я время от времени поглядывал на Джессопа, который обтянул концы каркаса полосами тонкой парусины шириной около четырех футов, так что между ними осталось свободное пространство, благодаря чему змей приобрел некоторое сходство с вертепом Полишинеля — только отверстие оказалось не на том месте и было чересчур большим. Наконец Джессоп привязал к двум боковым планкам некое подобие уздечки, сделанной из куска крепкого пенькового штерта, отыскавшегося в палатке, и крикнул, что змей готов. При этих словах боцман тотчас подошел к Джессопу, чтобы как, следует рассмотреть его произведение; то же сделали и мы, ибо ни одному из нас еще не приходилось видеть столь чудного змея, и, если не ошибаюсь, мало кто верил, что он сможет взлететь: уж очень обтянутый парусиной каркас выглядел неуклюже. Очевидно, Джессоп что-то понял по выражению наших лиц, так как, велев одному из матросов держать змея, чтобы не унесло ветром, нырнул в палатку, откуда и появился с остатком пенькового штерта, от которого отрезал кусок для уздечки. Один конец он тут же привязал к змею, а другой отдал нам, велев отходить назад, пока штерт не натянется; сам же тем временем удерживал змея на месте. Когда мы отошли на всю длину веревки, Джессоп крикнул, чтобы мы крепче держали наш конец, а сам наклонился и, взяв змея за нижнюю часть, подбросил в воздух; в первую секунду змей было накренился, но тотчас выровнялся и — к нашему великому изумлению — начал стремительно набирать высоту, точно жаворонок над жнивьем.