Рик Янси - Ученик монстролога. Проклятье вендиго Страница 51

Итак, стиснутый железными тисками своего обмана и буффонады, я осторожно запустил руку под червя, стараясь держать пальцы подальше от его сокращающегося рта. Он оказался тяжелее, чем я думал, и толще, обхватом примерно в мою кисть, так что его трудно было держать одной рукой. Задача осложнялась тем сразу ставшим очевидным фактом, что хорхою не нравилось, когда его держали. Он корчился в моей трясущейся руке, крутя тем своим концом, на котором был рот. (Я не могу сказать «головой», потому что передняя и задняя часть были одной толщины, и, кроме рта, никаких отличий между ними не было. Его тело было красновато-коричневым и по виду и на ощупь напоминало мне коровьи кишки.

— Возьми двумя руками, Уилл, — прошептала она. Я был так поглощен удерживанием существа, что не заметил, как она отошла в сторону от меня и моего подопечного.

Ее предложение показалось мне разумным. Существо было больше шести дюймов длиной. Я держал его ближе к хвосту, и маленький сморщенный рот свободно болтался в воздухе. Я осторожно поднес левую руку, чтобы взяться за него. Как эта тварь без глаз и ноздрей почувствовала приближение руки, я не знаю, но она почувствовала.

Он бросился в мгновение ока — не как червь, а скорее, как гремучая змея. (Только позднее я узнал, что он действительно входит в семейство рептилий.) Он свернулся кольцом и потом резко, как бич, бросился прямо мне в лицо, вдвое расширив крохотный рот и открыв ряды мелких зубов, убегавших в черный тоннель пищевода. Я инстинктивно откинул голову, что спасло лицо, но подставило ему шею. Последнее, что я увидел перед тем, как он вцепился в меня, это зубы в раззявленной яме его рта.

Сначала я не почувствовал укуса. Вместо этого я ощутил страшное давление, когда он, используя свои эластичные губы, впился в меня как пиявка. Потом его тело хлопнуло меня по груди, потому что он высвободился из моей руки. Он свернулся почти полным кольцом вокруг моей шеи и тут же начал давить, перекрывая мне дыхание, и одновременно я почувствовал острое жжение под его присосавшимся ртом. Хорхой, как я позднее узнал, не ест плоть своих жертв и, в строгом смысле, не пьет их кровь. Он, как паук, использует ядовитую слюну, чтобы разжижать плоть своей жертвы, а зубы — это лишь рудиментарные следы его эволюции. Удушение используется как сеть паукообразных — для обездвиживания. Ясно, что, будучи без сознания, защищаться довольно трудно.

Охваченный паникой, я вцепился в чудовище. Лилли в ужасе закричала. Ее забавная затея вышла из-под контроля, и развязка ее парализовала. Я натолкнулся на стол, потерял равновесие… упал. В поле зрения расцветали темные цветы.

Она закричала, этот крик донесся до меня словно издалека, и через завесу пышно разрастающегося сада черных цветов я видел, как она схватила фонарь и выбежала, оставив меня наедине с темнотой и с безумными обитателями «НЕКЛАССИФИЦИРОВАННЫХ 101» Нижнего Монструмариума.

ЧАСТЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

«Кого я предал?»

Я пребывал, в этой тьме довольно долго.

А когда тьма ушла, со мной был монстролог.

— Ты очнулся? — спросил он.

Я попытался заговорить. Мое усилие было вознаграждено острой болью от горла до легких, которые словно придавили огромным камнем. Сначала мое сознание было девственно пусто, но потом я вспомнил, где нахожусь, и обрадовался: подушка под головой была очень мягкой — гораздо мягче, чем моя подушка на Харрингтон Лейн. Кровать в гостинице была гораздо больше, чем у меня на чердаке — я был рад и этому. Была даже теплая волна — не уверен, как назвать, но за неимением лучшего слова — удовольствия, когда обрисовалось худое лицо доктора.

— Здравствуйте, сэр, — прохрипел я.

— Скажи мне, Уилл Генри, как ты думаешь: у тебя маленькие неприятности или очень большие неприятности?

— Очень большие, сэр.

— И тебе повезло, что твоя удачливость по размеру сопоставима с неприятностями. Строго говоря, ты должен был бы умереть.

— Со мной это не в первый раз, сэр.

Он дотронулся до толстой повязки у меня на шее. Это легкое прикосновение, как и моя первая попытка заговорить, вызвало мучительную боль.

— На твоем месте я бы этого не трогал, — сказал он.

— Да, сэр, — сумел выдавить я.

— Почему каждый раз, когда я предоставляю тебя самому себе, ты оказываешься серьезно ранен? Я начинаю думать, что мне придется, как индейской бабе, таскать тебя на спине.

— Это была не моя идея, сэр.

— Нет? Это мисс Бейтс накинула хорхоя тебе на шею?

— Нет, сэр. Она его не трогала. Это я его взял.

— А можно узнать, какого черта ты решил взять в руки Смертельного Монгольского Червя?

— Чтобы… определить его пол, сэр.

— Бог мой, Уилл Генри. Разве ты не знаешь, что хорхои — гермафродиты? Они сразу и самцы, и самки.

— Нет, сэр, — прохрипел я. — Я этого не знал.

— Но теперь я уверен, что ты понял: цена невежества в монстрологии может быть очень высокой.

— О да, сэр.

— Незнание могло стоить тебе жизни. Ты взвесил, что важнее: жизнь или пол червя? — Он не ждал ответа — Думаю, нет. Почему ты это сделал, Уилл Генри? Почему ты пошел туда, где тебе совершенно очевидно было не место?

— Лилли…

— Лилли! Что, она оглушила тебя ударом стула и утащила в Монструмариум?

— Она сказала, что хочет мне кое-что показать.

— Один совет, Уилл Генри. Если особа женского пола говорит, что хочет тебе кое-что показать, убегай. Скорее всего, это нечто такое, чего тебе не захочется видеть.

— Спасибо, сэр. Я этого не знал.

Он серьезно кивнул, но не увидел ли я сквозь слезы боли, что в свете лампы его глаза весело заискрились?

— Ты еще много чего не знаешь, — сказал он. — О науке и о более непостижимых явлениях.

— Непостижимых явлениях?

— О женщинах. В данном случае та самая девочка, которая привела тебя на грань смерти, тебя и вытащила. Если бы не ее быстрая реакция, твои незаменимые услуги точно пришлось бы чем-то заменять. Она побежала прямо к профессору Айнсворту и разбудила его, затратив немало усилий, а профессор потом злился, что ему не удалось поспать по вине двух глупых детей, которые решили поиграть там, где никакие дети никогда играть не должны. Это Адольфус спас тебя, Уилл Генри, и при первой же возможности ты должен выразить ему всю благодарность — но на безопасном расстоянии, потому что, я думаю, если только ты еще раз ступишь в его владения, он узлом завяжет свой посох на твоей шее.

Я кивнул и сразу поморщился, потому что это движение вызвало резкую боль.

Доктор достал тряпку из рукомойника рядом с кроватью. Он отжал лишнюю воду и начал меня мыть, начиная с потного лба и дальше вниз. Он занимался этим со своей обычной сосредоточенностью, как будто существовал идеальный вариант мытья губкой непокорного ученика и он намеревался абсолютно точно его исполнить.