Светлана Сухомизская - Кодекс чести вампира Страница 52

К счастью для нас, в этот момент младенец в коляске проснулся и заревел неожиданным для такой крохи густым басом. Вика тут же забыла про все на свете и, кажется, даже не заметила, как мы с Надей, поспешно попрощавшись, торопливо убрались подобру-поздорову.

Не сбавляя шага, Надя молча передала мне бумажку.

Это была еще одна распечатанная с компьютера фотография. Изображенных на ней людей я узнала сразу же, хотя мужчину никогда в жизни не видела лично, а с женщиной встречалась один-единственный раз, да к тому же оригинал снимка явно был сделан довольно давно.

Хромов и Катя, смеясь, смотрели друг на друга любящими глазами.

Значит, Катя была у Ирины Сидоровой в день пожара…

— Поехали в «Гарду»! — решительно сказала я, когда мы сели в Надину «десятку». — Дело серьезное. Пора все рассказывать ангелам.

— У меня есть идея получше, — с охотничьим блеском в глазах ответила Надя и снова полезла в сумку. — Где-то тут у меня был телефон этой Кати…

Глава 28

НОВОЕ О ПОКОЙНИКАХ

Себастьян и Даниель ждали Захарова в маленьком кафе, приятном во всех отношениях, если не считать недостатком высокие цены, подкарауливающие посетителей в каждой строчке меню. Надо сказать, что у капитана милиции была одна небольшая слабость — он любил назначать встречи в заведениях, посещать которые ему было не по карману, и знакомиться с их кухней за счет своих собеседников. Впрочем, надо отдать Захарову должное — он никогда не терял чувства меры, поэтому все жертвы капитана относились к его слабости снисходительно.

Капитан опаздывал. Пена на непредусмотрительно заказанном для него ангелами пиве осела, по запотевшему литровому бокалу текли крупные слезы.

Даниель раскладывал на столе узор из зубочисток под перекрестным обстрелом недовольных взглядов официанток, Себастьян задумчиво помешивал трубочкой в стакане с кока-колой.

— Чего-то недостает, — произнес Себастьян, сделав большой глоток североамериканской газировки.

Даниель поднял на него глаза:

— В кока-коле?

— В нашем деле. Недостает какой-то мелочи, чтобы все встало на свои места. И, к сожалению, я даже понятия не имею, что это за мелочь.

— Мужики!

Ангелы дружно привстали с мест. Захаров, стоя в дверях кафе, возбужденно размахивал руками. Официантки от негодования впали в столбняк.

— Расплачивайтесь и поехали скорее! — прокричал Захаров.

— Может, выпьешь пива? — так же громогласно предложил Даниель. — А то жалко, пропадет…

Лицо Захарова отразило сложную внутреннюю борьбу. Соблазн выпить пива, пусть даже и слегка согревшегося, был слишком велик, чтобы ему не поддаться.

— Алисов объявился, — между глотками сообщил Захаров ангелам. — Узнал об убийстве дружка-оператора и перетрусил. Ребята говорят, ничего толком сказать не может, бормочет какую-то ахинею, но мы с вами его сейчас потрясем, может, из него что-нибудь и вывалится.

— И чему ты так радуешься? — скептически поинтересовался Даниель.

— Так это еще не все, — отдуваясь, ответил Захаров. — Мне тут эксперт позвонил. Покойничек-то наш главный, Малевич современности, оказывается, был ВИЧ-инфицирован!

Даниель аж присвистнул:

— У Хромова был СПИД?

Захаров кивнул и, удовлетворенно вздохнув, поставил пустой стакан на столик.

— Едем!

Сев за руль «Победы», Даниель повернулся к Себастьяну.

— Ну что, была среди новостей мелочь, которой тебе не хватало?

Себастьян снял с запястья четки из темного дерева и медленно ответил:

— Боюсь, что нет.

Глава 29

СВИДАНИЕ С ВАМПИРОМ

С тревогой наблюдала я за шурующей в собственной сумке Надей. Достав наконец затрепанный органайзер с застежкой на кнопочке, Надя стала перебирать лежащие в нем бумажки, листать страницы и ожесточенно чертыхаться.

— Что ты задумала? — наконец осведомилась я.

— Ты разве не поняла? Если Ирина не проснулась от того, что начала гореть, значит, когда начался пожар, она не спала. Она была уже мертва! И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто это сделал, — выдала Надя, остервенело шурша страницами органайзера, и твердо заключила: — Нам надо встретиться с Катей и расколоть ее.

— Совсем из ума выжила? — невежливо поинтересовалась я. — Я этим заниматься не собираюсь. Если натурщица ее стараниями погибла, значит, и в убийстве своего мужа она, скорее всего, замешана. Думаешь, она станет с нами церемониться? Оглянуться не успеем, как окажемся бездыханными в какой-нибудь канаве. И даже если она здесь ни при чем, все равно видеть ее не желаю. Не нравится мне она — гадюка, по-моему, редкостная.

— Послушай, с каких это пор ты стала такой трусливой? — удивилась Надя. — Мне казалось, что раньше ты такой не была.

— Знаешь что? — разозлилась я. — У меня вечером свидание с Себастьяном. И я собираюсь до этого свидания дожить. А ты — как хочешь.

— По-моему, ты даже собираешься это свидание приблизить, — вздохнула Надя, заводя мотор. — Ну, ладно, поехали в «Гарду». Черт с ней, с Катей. Пусть начальство ее раскалывает и красуется в лавровых венках, которые по справедливости должны принадлежать нам.

— Слушай, я вот только сейчас подумала: а почему мы с тобой не стали осматривать квартиру Ирины?

— А ты что, никогда головешек не видела? Думаешь, там специально для нас оставили исповедь Ирины, в которой вся ее жизнь подробно и понятно описана? Или, может, надеешься, что где-нибудь под половицей лежит чистосердечное признание твоей Кати в совершенных ею убийствах?

— Ну, во-первых, она не моя… — возмущенно начала я.

— Ты глухая? — бесцеремонно перебила меня Надя. — У тебя мобильник звонит уже минуты две, наверное!

Действительно, из рюкзака глухо звучал седьмой вальс Шопена. Я сразу решила, что это Себастьян, и у меня от волнения задрожали руки. Но что-то последнее время моя интуиция с досадным постоянством стала подводить меня. Голос, который я услышала, нажав на кнопку приема и приложив трубку к уху, был невесел, но принадлежал он совсем не Себастьяну.

— Марина, не могли бы мы с вами увидеться? Прямо сейчас, — произнес Бехметов.

— Что-нибудь случилось? — спросила я, пытаясь вспомнить, когда успела дать ему номер своего мобильного, и, несмотря на все усилия, не находя в своей памяти этого момента.

— Абсолютно ничего, если быть откровенным. Можно было бы, конечно, придумать какой-то предлог, но я сегодня не расположен ко лжи. Я прошу вас о встрече как об акте милосердия.

— Что, все так серьезно? — недоверчиво осведомилась я.

— Боюсь, серьезнее, чем вы думаете. За свою долгую жизнь я приучил себя не искать человеческого общества в трудные минуты, но впервые за очень долгое время дух мой настолько скорбен, что я осмеливаюсь навязывать свою не слишком веселую особу тому, на чье снисхождение, в общем-то, не имею права рассчитывать.