Стивен Кинг - Зеленая Миля Страница 55

Дэл кивнул с облегчением.

— Да, возьми его, Джон, пока этот идиотизм не закончится, хорошо? А потом… — Его взгляд снова остановился на мне и Бруте. — Вы отвезете его во Флориду. В тот Маусвилль.

— Да, скорее всего мы с Полем это сделаем вместе, — сказал Брут, с тревогой глядя, как Мистер Джинглз перешел с моего плеча в громадную протянутую ладонь Коффи. Мистер Джинглз совершил это без возражений и не пытаясь убежать, наоборот, он так же охотно вскарабкался вверх по руке Джона Коффи, как и шагнул на плечо мне.

— Мы возьмем часть отпуска, правда, Пол?

Я кивнул. Дэл кивнул тоже, его глаза стали ясными, а губы тронула улыбка.

— Люди будут платить десять центов, чтобы его увидеть. А для детей — два цента. Правильно, босс Ховелл?

— Да, правильно, Дэл.

— Ты хороший человек, босс Ховелл, — сказал Дэл. — И ты тоже, босс Эджкум. Вы иногда кричали на меня, да, но не больше, чем было нужно. Вы все хорошие, кроме этого Перси. Жаль, что мы больше нигде не встретимся. Плохие времена, плохие нравы.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, Дэл, — обратился я к нему. — Эти слова я говорю всем перед тем, как идти. Не то чтобы шедевр, но это часть моей работы. Ладно?

— Да, месье. — Он в последний раз посмотрел на Мистера Джинглза, восседающего на широком плече Джона Коффи. — Au revour, mon ami,[5] — сказал он и заплакал сильнее, — Je t'aime, mon petit.[6] — Он послал мышонку воздушный поцелуй Это должно было выглядеть смешно, может, даже нелепо, но нам так не казалось. На секунду я встретился взглядом с Дином и тут же отвел глаза. Дин смотрел в глубину коридора, в сторону смирительной комнаты, и как-то странно улыбался. Я подумал, что он вот-вот расплачется. Что же касается меня, то я сказал то, что должен был сказать, начиная со слов, «по поручению суда», а когда закончил, Дэл в последний раз вышел из своей камеры.

— Подожди секунду, парень, — сказал Брут и проверил макушку Дэла, куда будут надевать шлем. Потом кивнул мне и похлопал Дэла по плечу. — Гладко, как после бритвы. Пошли.

И вот так Эдуар Делакруа совершил свои последний проход по Зеленой Миле, струйки пота и слез вперемешку текли по ею лицу, а над головой бушевала гроза. Брут шел слева от приговоренного, я — справа, а Дин — позади.

Шустер находился в моем кабинете, где по углам уже стояли на страже Рингголд и Бэттл. Шустер посмотрел на Дэла, улыбнулся и обратился к нему по-французски. Мне он показался неестественным, но он сотворил чудо: Дэл тоже улыбнулся в ответ, а потом подошел к Шустеру и обнял его. Рингголд и Бэттл дернулись, но я поднял руки и покачал головой.

Шустер слушал поток сдавленных от слез слов Дэла по-французски, кивал, словно он отлично все понял, и похлопывал Дэла по спине. Он посмотрел на меня через плечо маленького французика и сказал:

— Из того, что он говорят, хорошо, если я понимаю четверть.

— Это неважно, — проворчал Брут.

— Я тоже так думаю, сынок, — ответил Шустер с улыбкой. Он был лучшим из священников, и теперь я подумал, что совсем ничего не знаю о его судьбе. Надеюсь, что вопреки всему он смог сохранить веру.

Он помог Дэлу опуститься на колени и сложил руки в молитве. Делакруа сделал то же самое.

— Отче наш, сущий на небесах, — начал Шустер по-французски, и Делакруа повторял вместе с ним. Они читали «Отче наш» вместе на плавно звучавшем, журчащем языке до самого конца, до слов «но избави нас от лукавого, аминь». К этому времени слезы почти перестали бежать из глаз Дэла, да и сам он заметно успокоился. Затем последовали стихи из Библии (на английском), в том числе и старинный мотив о спокойных водах. Закончив читать, Шустер хотел встать, но Дэл потянул его за рукав и произнес что-то по-французски. Шустер внимательно слушал, нахмурясь. Потом ответил. Дэл проговорил что-то еще, а потом только смотрел с надеждой.

Шустер обратился ко мне:

— Он хочет прочитать еще одну молитву. Я не могу ему помочь по причине моей веры. Как вы думаете, пусть читает?

Я посмотрел на часы на стене и увидел, что уже без семнадцати минут полночь.

— Да, — сказал я, — но только побыстрее. Мы должны придерживаться графика.

— Хорошо. — Он повернулся к Делакруа и кивнул. Дэл закрыл глаза, словно для молитвы, но секунду не говорил ничего. Напряженные морщины прорезали его лоб, и у меня появилось чувство, что этот человек ищет где-то далеко в мозгу забытую кладовку, где лежит предмет, которым не пользовались много-много лет. Я опять посмотрел на часы и уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но Брут дернул меня за рукав и покачал головой.

И тогда Дэл начал мягко и быстро говорить на американском французском, таком округлом, мягком и нежном, как грудь молодой женщины:

— О Мария, приветствую вас, Мария всемилостивейшая. Господь Бог с вами, вы — святая из всех женщин и Господь Бог Иисус, плод вашего чрева, святой. — Он снова заплакал, но, по-моему, не замечая этого. — Пресвятая Мария, мать моя, Богородица, помолитесь за меня, помолитесь за всех нас, грешных, теперь в час, когда… в час нашей смерти. В час, когда я умру. — Он глубоко и прерывисто вздохнул. — Аминь.

Когда Делакруа поднимался на ноги, вспышка молнии озарила комнату мгновенным голубоватым сиянием. Все вздрогнули и поежились, кроме самого Делакруа, который словно целиком был поглощен старинной молитвой. Он вытянул руку, не глядя. Брут взял и быстро пожал ее. Делакруа поднял глаза и чуть улыбнулся.

— Nous voyons… — начал он, но осекся. С заметным усилием он снова перешел на английский.

— Теперь мы можем идти, босс Ховелл, босс Эджкум. Я в согласии с Богом.

— Хорошо, — сказал я и подумал, насколько в согласии с Богом будет себя чувствовать Дэл через двадцать минут, когда окажется по ту сторону электричества. Я надеялся, что его последняя молитва услышана и теперь Матерь Мария будет молиться за него всем своим сердцем и душой, ибо Эдуару Делакруа, насильнику и убийце, именно тогда понадобятся все молитвы, которые он сможет припомнить. На улице снова прогрохотал гром. — Пойдем, Дэл. Теперь уже недалеко.

— Хорошо, босс, хорошо. Я уже не боюсь.

Он так сказал, но по его глазам я увидел, что — с Богом или без Бога, со Святой Марией или нет, — но он лжет. К тому моменту, когда они проходят последние сантиметры зеленого ковра и ныряют в маленькую дверь, почти все боятся.

— Остановись внизу, — сказал я ему тихо, когда он прошел в дверь, но эти указания были явно излишними. Он все равно остановился бы внизу лестницы как вкопанный, потому что увидел на платформе Перси Уэтмора, у его ног стояло ведро с губкой, а за правым бедром виднелся телефон, соединяющий с губернатором.