Г. Зотов - Печать луны Страница 56

– Господа и Mesdames, я сама происхожу из департамента полиции и мне обидны инсинуации в адрес наших доблестных органов, – заявила писательница Марина Александрова, ее глаза казались огромными из-за больших стекол роговых очков. – Но я согласна с Викушкой: преступление обязана раскрыть женщина. Мужчины по своей сути – тупые и грубые волосатые животные, которые только путаются под ногами у женщин, мешая им своим свинством изящно распутывать подобные дела.

Коллеги промолчали, всем было отлично известно: секунд-майор Александрова работала в бухгалтерии департамента полиции, и если что там распутывала, так это тонкости в ведомостях по выдаче жалованья. Читатели, однако, были твердо уверены – свою героиню, пристава Карьерскую, щелкавшую бандитов, как орехи, Александрова полностью списала с себя.

Сидевший в углу творец модного романа «Атаман Семенов и пустошь», а также хита прошлой осени «Кайзеррайх W» Павел Левин предпочитал слушать по плейеру тибетские молитвенные напевы «Ом мани падме хум», пряча присыпанное пудрой лицо за черными очками. Он вообще не понимал, зачем пришел сюда – в компанию этой непонятной шушеры, которую попросту презирал. Впрочем, «шушера» платила ему тем же – за нелюдимость, нежелание тусоваться на телевидении и игнорирование приемов в царском дворце. Более того – как-то раз государь пожаловал ему соболью шубу со своего плеча, а Левин взял и не явился за ней, так эту шубу в кремлевском хранилище моль и съела. Спустя какое-то время Левин исчез из пирамиды Невцовой, как будто его там и не было – впрочем, его отсутствия никто не заметил. Стайка молодых длинноногих писательниц, вслед за Смелковой бросившихся осваивать гламурную нишу «трехрублевского романа» про утомленных баблом, Куршевелем и купцами первой гильдии юных барышень, открыто радовалась устранению главной конкурентки. Каждая блондинка-райтерша страстно желала занять ее место и мечтала только об одном – чтобы маньяк зарезал еще штук десять ее соперниц.

– Лучше бы на это дело подписался какой-нибудь спецназовец, – задумчиво пробурчал бородатый мужик в пропахшем махоркой тулупе – это был Савелий Машков, автор-самородок из сибирских крестьян. Его перу принадлежал сериал «Пираньи» – про крутого сотрудника жандармерии и борьбе с рыбами-мутантами на Амазонке. – Он бы сразу перемочил всех, кого только можно, а потом бы уехал на «мерсе» с сисястой красоткой.

Машков славился невниманием к текстам своих книг. Жандарм у него был то полковником, то секунд-майором, и в новом романе младше, чем в старом. Впрочем, этим грешили практически все. Невцова однажды перепутала июнь и июль местами – и ничего, прокатило, даже критики не заметили. Ловить писателей за жабры было бесполезно: они пафосно объясняли ошибки авторским видением (а Невцова вообще ничего не объясняла) и тем, что их книги не должны соответствовать точностям реальной жизни, иначе на каждой странице пришлось бы рассказывать про поход главного героя в туалет. Да и среднеимперскому читателю было по большей части плевать на детали и соответствия в книгах – он ждал бурной интриги и развития сюжета.

– Так на чем же мы все-таки остановимся, господа? – нетерпеливо отставил в сторону чашку Морис Хунхуз. – Неужели у нас нет никаких идей, кем может являться убийца, зарезавший этой ночью несчастную Ксюшу Смелкову?

Увядшая дискуссия немедленно приняла новый оборот. Невцова с пеной у рта утверждала: маньяком является уголовник с докторским образованием, при этом разведенный женоненавистник. Хунхуз считал: в деле замешан монах мистического церковного культа, Машков упирал на братков и торговцев наркотиками, Александрова намекала на жандармского «оборотня в погонах». Свою лепту внес и популярный автор-фантаст Алексей Чесноченко, автор хитовой повести «Утренняя вахта» – он назвал убийства «ритуальными» и выдвинул версию: Москва является полем битвы сверхъестественных существ, которым необходимо питаться свежей человеческой кровью. После часа хрипов, криков и споров писатели все же сумели составить на компьютере фоторобот возможного маньяка-убийцы.

Им оказался наголо бритый человек с горбатым носом, накачанными бугристыми мускулами, в лагерных татуировках, с медицинским справочником под мышкой левой руки и Библией под мышкой правой, а также удлиненными передними зубами (Чесноченко устроил скандал, отстаивая свою версию). Глаза его отдавали холодом и мрачностью – один голубой, другой зеленый (компромисс между Хунхузом и Александровой). Впалые щеки покрывала трехдневная щетина а-ля Бандерас, во рту блестели железные зубы. К зловещей картине присовокупили коллективную просьбу в департамент полиции: усилить охрану Трехрублевки казачьими разъездами.

Отправив фоторобот и письмо с просьбой на личный факс директора департамента полиции Муравьева, творческие мэтры Трехрублевского шоссе с глубоким чувством исполненного долга разъехались по своим коттеджам.

Глава тридцатая

Телефонный секс

(23 февраля, четверг, Лондон)

Окровавленный нож воткнулся прямо рядом с лицом Алисы: лезвие тесака смяло прядь волос, впечатав их в грязно-серую каменную стену. Она закричала – ее вопль эхом отозвался в предрассветном тумане. Дернувшись, женщина вырвала себе клок волос. Ноги едва слушались ее, передвигались, словно чугунные. Она слышала тяжелое дыхание убийцы, ощущала его присутствие всем позвоночником. Убийца не говорил ни слова, и от этого было еще страшнее. Ее ступни в зимних ботинках прилипали к скользкой от февральского дождя лондонской мостовой. Потеряв опору, Алиса упала на колени – чувствуя, что больше не в силах встать. Она обернулась с перекошенным в судорожных рыданиях лицом, плача от бессилия – убийца в цилиндре и в крылатке надвигался на нее, держа в руке нож с прилипшими рыжими волосами. Подойдя со спины, Джек Потрошитель стиснул ее затылок холодными как лед пальцами. Она уже знала, каким образом он нанесет удар – в горло, с правой стороны, чтобы потоком хлынула кровь…

Истерический визг Алисы совпал со звонком телефона возле гостиничной кровати. Взбивая одеяло ногами, она продолжала визжать на одной ноте, закрывая горло рукой. Через пару мгновений до нее дошло: вчера она уснула сидя на постели и пытаясь дозвониться Каледину. Полную ванну воды налила, а принять ее так и не успела. Немудрено, что ей приснился Джек Потрошитель – всю неделю она думала о нем 24 часа в сутки, да и визит в музей Скотланд-Ярда с целью изучения написанных кровью писем также оказался весьма впечатляющим. Облегченно вздохнув, она вслепую зашарила по прикроватной тумбочке в поисках трубки надрывавшегося телефона.