Серебряное блюдце - Сергей Викторович Обжогин Страница 6

Всю информацию о юном воздыхателе мне выдала тётя Люба. Звали его Гриша. Он из хорошей порядочной семьи. Парень работящий скромный. В школе его хвалят. Внешность у него довольно красивая. Рослый, крепкий, симпатичный. Да я и сам за свои годы научился людей изнутри разглядывать. Чувствовалось, этот парень серьёзный, за такого можно и дочку спокойно замуж отдавать.

Их робкое знакомство завязалось, когда у Ани слетела цепь на велосипеде. «По счастливой случайности» Гришка оказался рядом и помог всё исправить. В тот день я первый раз пожал его ладонь, перепачканную в солидоле.

Застенчивость ухажёра и вправду чересчур зашкаливала. Каждый раз при виде Анюты щёки его пылали. Держаться естественно он не мог. Только на десятый раз я уговорил его зайти в дом и попить чаю, а так он всё стеснялся и отказывался.

Гришка на год постарше Ани, он напомнил мне себя в юности. Не было в его взгляде той животной похоти, с какой многие городские ребята смотрят на красивую молодую девушку. Я был уверен, что слова любовь, честь и долг для него не пустые звуки. А вдруг, те слова из благородных книг не выдумки!? И здесь, в деревне, дочь обретёт с ним истинное счастье, которого не постиг я. Сколько приятных и волнующих мыслей пронеслось в голове, глядя, как они смотрят друг на друга. Ведь и у меня в душе тоже давно цвела первая любовь, только я не осмелился к ней подойти и сказать заветные слова. Хотя она сильно ждала этого…Идиот.

Аню и Гришку я стал, шутя, называть «молодёжь» или просто «дети». Детвора издалека кричала им: «Жених и невеста, тили-тили тесто». Гриша подрабатывал на пилораме, копил на мотоцикл. Аня весь день томилась в ожидании встречи. Металлоискатель наш запылился на полке.

Вечером они допоздна пропадали на заброшенной плотине или в дубовой роще. Это мои излюбленные места прошлого, там мы с друзьями проводили много времени, теперь пришёл черёд других, сидеть под этими могучими кронами. Дубы, как великаны, им и время нипочём. Ещё мальчишкой я гладил их потрескавшуюся кору и лишайники, кажется, с тех пор они ничуть не постарели. Много любовных тайн безмолвно хранят эти гиганты. Много поцелуев и признаний свершилось в их спасительной тени.

В жаркий выходной день на плотине собиралась вся деревенская ребятня. Купались до посинения. Для любителей адреналина здесь остались несколько стальных перекладин, с них можно было нырнуть в воду с высоты. Просолившись потом от домашних дел, я и сам приходил сюда пару раз освежиться. Течение всё такое же шустрое, вода студёная. Поблизости есть места, где бег воды не такой быстрый. Летом там хорошо сидеть на крутом бережке, помечтать, погрустить с бутылочкой вина. Зимой бабы со всей деревни идут сюда полоскать бельё. Для этой цели там оборудована прорубь.

В одну лунную ночь, когда в доме отчётливо слышны все шорохи и звуки, мне почудился шёпот Ани. Наверное, фантазии, подпитанные восторгом от любви, отрывали дочь от земной реальности, подумал я тогда, вот она и шепчется с Амуром. Может, благодарит его за Гришку. Свои мысли Аня хранила в себе, со мной не делилась, я и не настаивал. Только прятать их было бессмысленно, они все были на её лице.

Сколько раз я так лежал, прислушивался и улыбался. Однажды, проснувшись глубоко за полночь, мой слух уловил тихое бормотание дочери. Внезапная тревога охватила меня. «Уж не замаливает ли дочка грех какой-нибудь по ночам?» Я решил подкрасться и послушать. Я чувствовал себя преступником, так как вторгался в личную жизнь дочери. Прислонив ухо к двери, мне послышался шелест бумаги. Аня изредка что-то говорила, интонация её была вопросительная, но разобрать её речь не представлялось возможным. Она кому-то задавала вопросы, будто находилась в комнате не одна.

«Ах, Гришка, стервец! Наверное, через окно залез, или болтают через открытую форточку»,– осенило меня. «Ромео и Джульетта, блин, как я раньше не догадался!?» – отлегла тревога от сердца. «Тогда почему я слышу только Аню, а голоса Гриши нет?» Немного успокоившись, я вернулся в постель, но жгучее любопытство меня вскоре снова подняло.

Негромким стуком я предупредил юную леди о своём намерении зайти к ней. Я постучался, открыл дверь и включил свет. Аня повела себя так, будто я застал её за каким-то непристойным занятием. Она явно не ожидала моего визита, была очень взволнованна и недовольна. Прижимая к груди серебряную тарелку, она пыталась словами выдворить меня из комнаты. Мне это показалось странным. Разговоры с самой собой в третьем часу ночи мне показались очень подозрительными. На всякий случай я осмотрел комнату, заглянул в шкаф и под кровать, никого не нашёл. Окно было плотно закрыто, за стеклом лишь тишина и большая яркая луна. Дочка продолжала стоять на коленях, перед ней лежала раскрытая тетрадка и ручка.

–Я тебя не напугал? Что ты делаешь? – спросил я.

–Рисую,– опустив ресницы, ответила она.

–Ночью спать надо. Почему днём не рисуешь?

–Не хочу, – прозвучал её нервный ответ.

–А с кем разговариваешь?

–Сама с собой, забылась,– ещё более раздражительно ответила Аня.

–Немедленно ложись спать,– первый раз в жизни я повысил голос на дочь.

С той ночи между нами начались недомолвки. У Ани появились свои тайны. Мне думалось, у дочки наступил кризисный момент, связанный с переходным возрастом и нечаянно ворвавшейся любовью. Но сердце подсказывало мне, что причина загадочного поведения совсем не в этом, присутствовало что-то иное, о чём дочь не хотела говорить.

Ночные разговоры у Ани случались не каждый раз, это я заметил точно. В пасмурные облачные ночи она спала. Её тихое шушуканье из-за стены я слышал только при свете луны. Ругаться и скандалить не хотелось, я просто выжидал, когда ей надоест это глупое занятие.

Дочь словно подменили. Она всё время ходила бледная и молчаливая, ела без аппетита. «Что случилось с моей девочкой?» Аня охладела не только ко мне, но и к Грише. Она уже не так радовалась его приходу, скорее расстраивалась. «Неужели поругались, или она так тяжело переносит критические дни, вроде такого раньше не бывало?» Я терялся в догадках.

Завершив покраску дома, я сильно устал. Целый день на жаре дышал токсичными парами. В глазах круги, земля и небо ходили ходуном. Мельком полюбовавшись на свою работу, обессиленный и замученный, я лёг спать пораньше. Сквозь сон ночью мне послышался громкий металлический «бряк» и крик дочери: «Нет…нет…да, что ты можешь сделать!? Ты же всего