Мелисса де ла Круз - Любовь на крови Страница 6

— Ты знаешь про Голубую кровь?

— Да. Само собой. Мы должны про нее знать. Но мы держимся от них подальше. Моя семья не любит… вмешательства. Но с тобой был особый случай.

— Я когда-нибудь еще увижу тебя?

— Возможно, — задумчиво протянула Фрейя, — Но я не думаю, что тебе это понадобится.

Она была права. Он не любил ее. Он любил ее прошлой ночью, и они разделили эту любовь. А теперь она уходит, и это правильно.

Оливер снова стал собой. Он помнил о том времени, когда был фамильяром Шайлер, но больше не ощущал той болезненной нужды, страдания, терзавшего его душу. Его чувства к Шайлер нe были изъяты силой. Вместо этого его любовь впиталась и растворилась в его душе. Она всегда будет его частью, но больше не причинит ему боли. Фрейя освободила его. Исцелила его. Фрейя, ведьма.

— Спасибо, — Он привстал и поцеловал девушку в лоб. — Спасибо большое.

— Ой, милый, это было для меня удовольствием.

Последнее объятие, и они расстались.

Оливер зашагал по улице в другую сторону. Его мобильник завибрировал, и, увидев номер, он тут же ответил на вызов. Несколько мгновений он слушал, а затем лицо его озарила улыбка.

— Правда? Ух ты, круто! Поздравляю! Когда? Конечно, я буду. Чтобы я это пропустил? Да ни за что!

Яичница для разбитых сердец

Рецепт от Фрейи Бичем[2]

Яйца, жирные сливки, мелко нарезанная свежая мята, соль, черный перец, сливочное масло. Нарезая мяту, повторяйте про себя:

Разбитое сердце возьмет свою дань,Мята душу излечит.Богиня вдохнет в тебя новую жизнь,Найди же истинную любовь.

Взбейте яйца со сливками. Добавьте нарезанную мяту, соль и перец. Поставьте сковороду на средний огонь и растопите масло. Вылейте яичную смесь на сковороду. Жарьте две минуты, не помешивая. Осторожно переверните яичницу лопаточкой и подождите, пока она прожарится, но будет еще мягкой.

Украсьте готовую яичницу веточкой мяты.

Подается для разбитого сердца и для дружески настроенного.

Заимствовано из «Книги белой магии» Ингрид Бошам.

«И ЧТО-ТО ВЕЧНО МНЕ НАПОМИНАЕТ»

Глава 1

БОЛЬНОЙ НОМЕР ОДИН

Когда Аллегра ван Ален пришла в себя, у нее болела голова, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, где же она находится. На ней была больничная рубашка, но девушка знала, что она все еще в Эндикотте, поскольку из окна была видна часовня, обшитая вагонкой. Значит, она в студенческой больнице. Это предположение подтвердило появление школьной медсестры с полным подносом выпечки.

Миссис Андерсон, всеми любимый ангел-хранитель, опекала студентов с материнской заботой и всегда следила, чтобы в столовой были свежие фрукты. Она вошла в палату с тревожной улыбкой.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Думаю, жить буду, — уныло произнесла Аллегра, — Что случилось?

— Несчастный случай на поле. Девочки сказали, что тебе попали мячом в голову.

— Ой! — Аллегра потрогала повязку на голове и скривилась.

— Тебе повезло. Врач сказал, что Красную кровь это убило бы.

— Долго я была в отключке?

— Всего несколько часов.

— А как бы мне выйти отсюда прямо сегодня? У меня завтра контрольная по латыни, и мне надо позаниматься! — простонала Аллегра.

Как и колледж в целом, больница была довольно удобной. Под нее приспособили уютный коттедж в новоанглийском стиле, с белой плетеной мебелью и яркими занавесками с цветочным рисунком. Но в данный момент Аллегре больше всего хотелось укрыться в собственной комнате, с ее черно-белыми постерами «Сиге», старомодным секретером и недавно купленным портативным аудиоплеером, где можно было посидеть в одиночестве и послушать «Depeche Mode». Даже в больнице Аллегра слышала мелодии песен Боба Дилана, разносящиеся из открытых окон. Весь колледж слушал одну и ту же музыку двадцатилетней давности, как будто жизнь здесь за счет какого-то искривления во времени застряла в шестидесятых. Аллегра не имела ничего против Дилана, но вовсе не нуждалась во всей этой тоске.

Миссис Андерсон покачала головой, взбила подушки Аллегры и усадила пациентку обратно в этот пушистый сугроб.

— Пока нельзя. Доктор Перри специально приедет из Нью-Йорка, чтобы осмотреть тебя. Твоя мать на этом настояла.

Аллегра вздохнула. Конечно, Корделия на этом настояла. Мать пеклась о ней, точно наседка, превосходя нормы обычной материнской заботы. Корделия подходила к исполнению материнских обязанностей как к охране драгоценной вазы эпохи Мин. Она постоянно заботилась о дочери и всегда вела себя так, словно Аллегра находилась на грани нервного срыва, хотя всякому видно было, что Аллегра — живое воплощение здоровья. Она пользовалась всеобщей любовью, была веселой, спортивной и энергичной.

Опека Корделии была, мягко говоря, удушающей. Поэтому Аллегра с нетерпением ожидала, когда же ей исполнится восемнадцать, чтобы сбежать из дома навсегда. Всепоглощающее беспокойство матери о ее благополучии было одной из причин, по которым Аллегра развернула кампанию за переход из Дачезне в Эндикотт. В Нью-Йорке воздействие Корделии было неотвратимым. А Аллегра больше всего на свете хотела быть свободной.

Миссис Андерсон измерила девушке температуру и убрала термометр.

— К вам там несколько посетителей. Впустить их?

— Конечно! — Аллегра кивнула.

Головная боль немного стихла, то ли от расплавленного шоколада в знаменитой выпечке миссис Андерсон, то ли от мощной дозы обезболивающего — девушка точно не могла сказать.

— Ладно, команда, можете войти. Но смотрите, не утомляйте ее. Не хватало еще, чтобы ей опять стало хуже. Потише тут!

И, улыбнувшись в последний раз, дружелюбно настроенная медсестра покинула комнату. Мгновение спустя кровать Аллегры окружила вся ее команда по хоккею на траве. Они толпились вокруг, запыхавшиеся, так до сих пор и не сменившие спортивную форму: юбки в зеленую клетку, белые рубашки поло и зеленые высокие гольфы.

— О господи!

— Ты как, нормально?

— Ну надо же, эта фигня тебе чуть голову не снесла!

— Мы в следующий раз доберемся до этой сучки из Норсфилд Маунт Хермон!

— Не волнуйся, они свое получили!

— Боже, ты вырубилась напрочь! Мы уж думали, что не увидим тебя до завтра!

Эта радостная какофония заполнила комнату, и Аллегра улыбнулась.