Андрей Лысиков - Инфекция Страница 6

Аркадий бросил взгляд в угол, где валялся его телефон, теперь представлявший из себя лишь груду обломков. Он поймал себя на мысли, что всегда отдавал предпочтение этой старенькой «Мотороле», для которой даже термин «полифония» бы в диковинку. Даже когда по миру прокатился «мобильный бум», и модификации телефонов сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, он все равно ходил с тем же стареньким аппаратом. А вот теперь оказалось, что старые телефоны так же хрупки, как и новые, и точно так же превращаются в груду бессмысленных обломков от удара об стену. Аркадий вскинул голову и расхохотался. Он, наверное, и не смог бы ответить в тот момент, если бы его спросили об истинных причинах смеха. Может ему смешно было, как разлетелся на куски его мобильный телефон, когда он швырнул его в стену. А может гораздо смешнее была мысль, что вскоре все творения человеческой цивилизации превратятся в такую же груду бесполезных обломков. Он смеялся, но его глаза были широко открыты, и в них застыло выражение ужаса.

Отсмеявшись (хотя смех ли это был, в самом деле), Аркадий подошел к своему столу. Это был красивый письменный стол, который ему когда-то очень давно, когда он только пошел в школу, купили родители. И воспоминания о школе уже практически исчезли из его памяти, и родителей уже давно не было в живых, а этот письменный стол все стоял, как молчаливый страж его одиночества. Иногда Аркадию казалось, что деревянный монстр ухмыляется ему в лицо, безмолвно задавая вопрос, кто же из них кого переживет.

Однако сейчас стол нужен ему был не для того, чтоб напоминать об этом споре или навевать какие-то детские воспоминания. Он подошел и выдвинул верхнюю полку и достал из нее свою «Беретту-92». Рукоятка пистолета была приятной на ощупь, и оружие легло в руку как влитое. Аркадий с чувством, похожим на любовь, провел пальцами по его стволу. Легкая улыбка озарила его лицо, испещренное довольно ранними морщинами.

Они все сели в лужу. Причем лужа эта была очень глубокой, и берегов ее было не видно. Он даже склонялся к мысли, что берегов на самом деле и не существует. Те, кто были ближе к произошедшей катастрофе, уже оплатили свой счет. Аркадий был офицером, а у офицера, как известно, один способ уйти, избежав позора за свою ошибку. Закрыв глаза, он резко откинул голову назад, одновременно вставив «Беретту» в рот, дулом направив прямо в небо, и мягко нажал на курок. Выстрел в пустой квартире прозвучал оглушительно громко. За стуком упавшего на пол безжизненного тела наступила тишина, в буквальном смысле мертвая.

Пригородный автобус, скрипя, пожалуй, всеми деталями, медленно подкатил к остановке. В салон поднялся по ступенькам, споткнувшись на последней и едва удержавшись на ногах, мужчина, лет сорока двух, одеждой явно не похожий на дачника, какие в-основном и ездили на таких вот пригородных автобусах. Уж галстук-то и белоснежная рубашка (вернее, бывшая когда-то белоснежной рубашка, сейчас она была серо-коричневой от придорожной пыли) точно не нужны были человеку, мирно возвращавшемуся с дачи. Да и крупная ссадина на лбу привлекала внимание. Впрочем, все, кто ехали в автобусе, быстро выбросили из головы странного попутчика. Однако через несколько минут тот снова напомнил о себе. Сначала кондуктор, весьма крупная (как и большинство кондукторов) женщина, обратила внимание, как сильно дрожали у мужчины руки, когда он расплачивался. Он даже выронил свой бумажник, но быстро нагнулся, схватившись за поручень, чтобы не упасть, и поднял его. Во время этого наклона за бумажником, мужчину ощутимо качнуло, но автобус в этот момент налетел на ухаб на дороге, потому это осталось без внимания. Возникало ощущение, что сей субъект был уже закоренелым алкоголиком и находился как раз в состоянии жесточайшего похмелья. Такие вот алкаши были кондуктору не в диковинку, потому она, получив деньги за проезд, вернулась на свое место и уже выбросила пассажира из головы, когда он вновь напомнил о себе. Мужчина вдруг резко закашлял. Этот приступ заставил его согнуться чуть ли не пополам. Кашель длился несколько минут, а затем вдруг резко сошел на нет. Мужчина медленно оглядел салон автобуса и отвернулся к окну. Если бы кто-нибудь увидел выражение его глаз, то испугался бы — глаза мужчины, севшего в автобус на прошлой остановке, были полны ужаса. Но темные очки с зеркальным эффектом надежно скрывали их от постороннего любопытства. Хотя сами по себе темные очки, когда за окнами автобуса уже были сумерки, вызывали, по меньшей мере, любопытство. И еще от мужчины шел пока неясный запах. Гнилостный запах, пока еще не удушающий, но уже ясно пробивавшийся сквозь аромат лосьона после бритья, которым, видимо, пользовался этот мужчина еще с утра. Что могло бы стать причиной такого неприятного амбре, никто в автобусе не мог бы сказать наверняка.

Позвонив своему другу и начальнику с экстренного номера, который должен был использоваться лишь в случаях чрезвычайной ситуации, Стас посмотрел на экран мобильника, а затем, размахнувшись, швырнул его подальше. Аппарат беззвучно упал куда-то в траву, не издав ни звука, а Стас бросился бежать. Он бежал по бездорожью, падал, поднимался и продолжал бежать, не разбирая, куда и с какой целью. Сейчас это представлялось ему неважным. Сейчас ему все казалось неважным. Они допустили ужасную ошибку, придумав ту жуть, которая теперь оказалась выпущена на волю. И теперь, когда это произошло, судьба всего мира повисла на волоске. Хотя, Стас в этом практически не сомневался, не было уже даже того самого тоненького волоска, который еще поддерживал человечество, не давая ему рухнуть в бездну. Просто катастрофа по своему протеканию была растянута на несколько дней.

Он упал в траву, не в силах отдышаться. В груди у него уже вовсю клокотало не столько от бега, сколько от жуткой инфекции, которую он подцепил в лаборатории, откуда чудом выбрался, благодаря сломавшейся автоматике, герметично закрывающей двери, блокирующей всю территорию секретной базы по изучению новых видов химического и биологического оружия, в том числе того самого не столь давно придуманного вируса.

Вот уж действительно была ирония судьбы. Стас смог выбраться, благодаря сломанной автоматике, не остался там, внутри, где уже царила паника, и был настоящий хаос. Но именно «благодаря» тому же самому весь мир теперь был под угрозой исчезновения. Закройся автоматические двери вовремя, не выпуская зараженный воздух, Стас остался бы внутри. Однако человечество, скорее всего, уцелело бы. А теперь в течение нескольких ближайших дней цивилизации предстояло пройти проверку на выживание.

А на территории базы, он отлично это знал, уже было все кончено. Не было больше ни малейшей паники — там просто не осталось никого, кто мог бы ее создать. Тела лежали повсюду вперемежку. В центральном пункте управления мужчина в форме с офицерскими погонами лежал на полу в позе эмбриона, скрючившись, вероятно, от невыносимой боли, которая терзала его перед тем как убить. Секретарша в соседнем кабинете полулежала за своим столом, остекленевшим взглядом уставившись в потолок, выставив напоказ красивые длинные ноги, практически не прикрытые короткой юбкой. Этими ногами больше никому не суждено было любоваться, и им больше не суждено было обхватывать мужчину. В столовой на базе грузный мужчина сидел за одним из столиков, уронив лицо в тарелку. Видимо он только-только принимался за свой ранний завтрак, когда инфекция убила его. Здесь на базе концентрация отравляющего вещества была просто чудовищной, едва не превышая содержание в воздухе кислорода и при этом успешно с ним смешиваясь. Человек не мучился с симптомами, одновременно напоминающими грипп, ангину и воспаление легких в течение нескольких дней. Тут все происходило практически моментально. Но очень мучительно. Впрочем, мужчина в лицом в тарелке, видимо, так был поглощен предстоящим завтраком, что не мучился долго. В блоке, предназначенном для жилья — был на базе, разумеется, и такой — тоже не было ни движения. Кто-то лежал прямо в коридоре, кто-то в душевой, еще кто-то едва встал с кровати, упал, сраженный жутким вирусом, и больше не поднялся. В спальне одного из начальников (другой лежал на полу в ЦПУ) в кровати под одеялом навсегда застыли два тела: начальник и Людмила — женщина-ученый, которая каждую ночь проводила здесь, что уже ни для кого в их окружении не было секретом, кроме, разумеется, жены. Теперь парочке было суждено упокоиться в этом помещении навечно.