Валерий Михайлов - Комедианты Страница 6

– Ну, и? – совершенно спокойно спросил я, когда ты выдавила из себя признание.

Теперь остолбенела ты. Бурная сцена, оскорбления, рукопашное выяснение отношений, ты готова была ко всему, кроме совершенно будничного «НУ, И?»…

Глупая, ты принялась повторять своё признание, теперь уже как хорошо выученный урок, теперь уже слова вновь стали словами, произнесённые один раз, они потеряли свою магическую силу.

Как? Вот что меня интересовало в этот момент. Как он тебя взял? Как заставил пойти против воли твоего Боженьки, в чьи уста кто-то вложил: НЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ? Чем он тебя взял? Такую набожную и такую правильную? Хотя – какого чёрта! Твоя набожность была ни чем иным, как флиртом с Господом, разрешённым моралью романом на стороне с весьма своеобразной сексуальной подоплёкой. Конечно, твоя новая пассия не бог, зато вместо СЛОВА у него есть весьма конкретный предмет для благословений, которым он и не преминул воспользоваться. К тому же Господь далеко, и таких, как ты, у него миллиарды, а этот с тобой, всегда рядом, всегда вежливый, воспитанный, предупредительный, в меру религиозный. Приличный человек. Настоящий, приличный человек, как в женских романах о высшем свете.

Он читал тебе Крейна, любил для тебя Толстого, смотрел влюблёнными глазами, не позволяя себе ничего лишнего. Есть такая игра в соблазнение. Вовик рядится в педика, а этот в нецелованного ангела. Нет, дорогая, я не ревную. Разве только чуть-чуть. Ревновать вообще глупо. Если она или он хранит верность, ревность может сама спровоцировать измену, ну, а если тебе уже изменили, то ревновать поздно. Ревновать же, когда собственное рыльце покрыто толстым слоем пуха, по моему разумению, вообще недопустимо.

Соблазнение через Толстого. Я пытался представить себе эту сцену. Романтическая обстановка в духе историй «Плейбоя», свечи или звёздное небо. Он говорит о судьбе, иногда называя её роком. «Война и мир»… Человек не волен… Мы должны покориться своей судьбе, такова воля… Как только увидел Вас (они и в постели были на вы)…

– Ну, и? – повторил я вопрос.

– Как!.. Ты!.. Ты…

Ты хватала воздух ртом, не находя слов.

– Ну, изменила, дальше что? Чего ты хочешь?

Тогда ты и бросила мне оскорбление, достойное голливудской мелодрамы середины шестидесятых:

– Ты не мужик!

Глава 4

– А вы хитрая лиса, Дюльсендорф.

– Это, надо полагать, комплимент?

– Всё свернули, закрыли лаборатории, спрятались в этой дыре. Кого вы пытаетесь обмануть?

– Не знаю, скорее всего, себя. Больше всего на свете мы любим обманывать себя. Так уж сложилось.

– Поэтому вы сделали вид, что всё свернули?

– Есть время собирать…

– Я это где-то уже читал. Но почему именно здесь, в этой дыре, почему он?

– Вы слишком наблюдательны для…

– Для дилетанта, вы хотели сказать?

– Вас трудно назвать дилетантом.

– Бог с ним, не в названии дело. Скажите лучше, как успехи?

– Ещё не знаю.

– Не скромничайте.

– Я не скромничаю. Если вы достаточно в курсе, то понимаете или должны понимать, что так называемый результат имеет внезапный, квантовый характер, поэтому говорить о чём-либо в процессе, по меньшей мере…

– Успокойтесь, Дюльсендорф, не надо изливать на меня свою желчь. К тому же я, скорее, жертва, нежели…

– Вы жертва?! Не смешите.

– А ведь это действительно так.

– Ещё кофе?

– Не откажусь. Сегодня вы очень любезны.

– Это потому, что я смирился с вашим существованием. Я слишком стар, чтобы тратить силы на ненужные сантименты.

– Это точно. Вы намного старше, чем можно предположить. Сколько вам лет, Дюльсендорф?

– Это к делу не относится.

– Относится, мой друг, ещё как относится. Столько же не живут? Я прав?

– Ну, я живой. Значит, живут.

– Чем вы там занимались у себя в лаборатории?

– Проблема взаимоотношения человека и власти в условиях…

– Только не говорите, что вы действительно занимались этой ерундой.

– Ерундой? Любовь к вождям, энтузиазм, всенародное счастье, причём, заметьте, без лагерей и аппарата насилия. Вся страна, весь Мир, всё человечество дружными рядами, все как один… Любое правительство…

– И вы действительно работали в этом направлении?

– Несомненно. И долгие годы только над этим.

– Тогда почему же ваш эксперимент провалился?

– Я бы не стал говорить о провале. Большевизм, Третий Рейх… Конечно, пытаться объяснить поведение народных масс исключительно влиянием результатов эксперимента… но и не без того. Тогда мы достигли больших результатов, и массовая апробация была просто необходима, но выявленные в связи с этим недостатки… Кстати, полностью никто не отказывался от технологий. День десантника ещё никто не отменял. Масса людей оббивает пороги военкоматов, чтобы быть полезными Родине. Кто надо покаялся, кто надо покончил с собой. К тому же всеобщий пароксизм – это не совсем то, чего мы хотели. Слишком уж бросается в глаза.

– К тому же вы не были единственным человеком, для кого путь к власти…

– Здесь я с вами не соглашусь. Власть меня никогда не интересовала. Власть – это хлопотно. К тому же надо быть пешкой, чтобы стремиться стать королём, да простят меня шахматисты. Я стремился к контролю и независимости. Я чужд тщеславия и роскоши – за всё в этой жизни приходится платить. Если продолжить шахматную аналогию, меня больше интересовало то, что находится за пределами доски.

– Так что же случилось, Дюльсендорф?

– Побочные эффекты. Эксперимент стал давать побочные эффекты, и некоторые из них по своему значению были намного важней, нежели эксперимент как таковой.

– Например, бессмертие?

– Ну, о бессмертии говорить ещё рано. Я бы назвал это долголетием.

– Деньги?

– Вы пошлы и мелочны.

– Только не говорите, что вас всё ещё интересовал вопрос лояльности.

– Меня интересовали новые горизонты. К тому же у меня были благоприятные условия для работы. Мне даже не приходилось ничего скрывать. Достаточно было не обращать на некоторые аспекты их внимания. Проблемы появились с вашим исчезновением. Они так и не смогли понять, как вам удалось скрыться в предельно охраняемом месте.

– Не смешите меня, Дюльсендорф, из этого клоповника мог удрать любой.

– Это была только видимость. Одно из условий эксперимента. Но вы действительно ушли помимо нашей воли.

– И как вы это им объяснили?

– Безопасность – не моё дело.

– Вы не стали оправдываться? Умно.

– Я начал шуметь. Потерять такой ценный экземпляр, как вы…

– Поэтому вы охотились за ней?

– Её способности намного сильнее ваших. Этим и объясняется успех…

– Я бы не стал называть это успехом.