Роберт Стивенсон - Алмаз раджи (сборник) Страница 6

Напрасно мы уговаривали их: мужчины, женщины, дети – все в страхе жались к семейным очагам. Имя капитана Флинта, совсем незнакомое мне, оказалось здесь до того известным, что внушало леденящий страх. Некоторые из тех, кто работал в полях близ нашей таверны, вспомнили, что видели на дороге каких-то подозрительных людей. Они приняли их за контрабандистов, так как те поспешно скрылись. Кто-то даже заметил небольшое судно в бухте, носящей название Логово Китта. Все местные жители были так запуганы капитаном, что всякий, кто имел к нему хоть малейшее отношение, пугал их до дрожи. Некоторые готовы были поехать к доктору Ливси, жившему в противоположной стороне, но никто не пожелал помочь нам защитить таверну.

Говорят, трусость заразительна. Но, с другой стороны, она порой толкает людей на отчаянные поступки. Выслушав всех, матушка моя вдруг объявила, что не намерена оставлять без гроша своего сына, бедного сироту.

– Если никто из вас не решается пойти с нами, – сказала она, – мы с Джимом идем одни! Благодарю вас, мужчины с цыплячьими душами! Хотя и ценою жизни, но мы откроем этот сундук! И я буду признательна вам, миссис Кроссли, если вы позволите мне прихватить вашу сумочку, чтобы принести в ней деньги, принадлежащие нам по праву и по закону.

Я заявил, что иду с матерью. Все начали нас отговаривать, называя это безумием, но никто из мужчин не решился нас проводить. Помощь их ограничилась тем, что они дали мне заряженный пистолет на случай нападения злодеев и обещали держать наготове оседланных лошадей, если нам придется спасаться бегством. Один молодой человек вызвался съездить к доктору за вооруженным подкреплением.

Когда мы, набравшись смелости, уже в полной темноте возвращались домой, мое сердце колотилось как бешеное.

Полная луна уже выглянула из-за окутанного туманом горизонта. Надо было спешить – скоро станет светло как днем, и нас могут заметить. Крадучись, мы с матушкой осторожно пробрались вдоль изгороди, но не увидели и не услышали ничего подозрительного. Наконец, к огромному нашему облегчению, мы очутились за дверью нашей таверны.

Я тотчас задвинул засов, и мы наконец перевели дух, оставшись одни в темном пустом доме, где лежало мертвое тело. Матушка взяла со стойки свечу, зажгла ее, и мы, крепко держась за руки, прошли в столовую.

Капитан лежал в том же положении, в каком мы его оставили, – на спине, с открытыми мертвыми глазами и вытянутой рукой.

– Закрой ставни, Джим, – шепнула мать. – Нас могут увидеть снаружи.

Я исполнил то, что мне велели.

– А теперь, – продолжала она, – нам надо найти ключ от сундука. Да только кто же решится дотронуться до покойника! – прибавила она с тяжелым вздохом.

Я наклонился к телу капитана. На полу у его вытянутой руки лежал вырезанный из бумаги кружок, измазанный с одной стороны чем-то черным. Я не сомневался, что это и есть пресловутая черная метка. Подняв ее, я увидел на чистой стороне выведенные четким красивым почерком слова: «Сроку тебе – до десяти вечера».

– Ему дали время до десяти вечера, матушка! – воскликнул я, и ровно в эту минуту начали бить наши старые стенные часы. Неожиданный звук заставил нас вздрогнуть, но, к счастью, часы пробили всего шесть раз.

– Джим, дорогой, ищи же ключ! – торопила мать.

Я обшарил карманы капитана. Несколько мелких монет, наперсток, нитки и сапожная игла, кусок прессованного табаку, нож с кривой рукоятью, карманный компас и огниво – вот и все, что я там обнаружил. Я уже потерял надежду найти ключ, когда мать сказала:

– Может, он у него на шее?

Преодолев страх и отвращение, я разорвал ворот рубашки капитана. Действительно, у него на шее на просмоленном шнурке болтался ключ. Шнурок я перерезал найденным в кармане моряка ножом.

Обнадеженные находкой, мы, не теряя ни минуты, бросились наверх в маленькую комнату, где обитал капитан и где со дня его прибытия в нашу таверну стоял сундук.

С виду он ничем не отличался от обычных матросских сундуков. На верхней крышке была выжжена раскаленным железом буква «Б». Углы были сбиты и поцарапаны, словно этот сундук отслужил долгую и нелегкую службу.

– Дай-ка ключ! – сказала матушка.

Несмотря на тугой замок, она мигом отперла сундук и подняла крышку.

Изнутри ударил крепкий запах табака и дегтя. Сверху лежал новый, старательно вычищенный и отутюженный костюм, с виду ни разу еще не надеванный. Под ним обнаружились всевозможные вещи: квадрант[8], жестяная кружка, несколько пачек табаку, пара великолепных пистолетов, слиток серебра, старые испанские часы и несколько других вещиц, не представляющих ценности, два компаса в медных оправах и пять-шесть причудливых вест-индских раковин. Я часто думал потом: зачем капитан таскал с собой эти раковины в своих опасных разбойничьих скитаниях?

Ничего по-настоящему ценного, кроме серебра и нескольких побрякушек, мы не нашли. В самом низу обнаружился старый морской плащ, выцветший от времени и соленой воды. Моя мать поспешно отбросила его в сторону, и мы увидели то, что лежало на дне сундука: обернутый непромокаемой клеенкой бумажный свиток и увесистый холщовый мешок, в котором что-то позвякивало.

– Я покажу этим негодяям, что я честная женщина, – пробормотала матушка. – Я возьму ровно столько, сколько он нам задолжал, и ни пенни больше. Подержи сумку миссис Кроссли, Джим!

И она начала отсчитывать деньги из мешка капитана.

Дело двигалось медленно и не без труда, так как монеты там были самые разнообразные – дублоны, луидоры, гинеи, пиастры, – и все они были беспорядочно перемешаны. Гиней было меньше всего, а матушка только их и знала.

В самый разгар подсчета я вдруг схватил ее за руку, различив в тихом морозном воздухе за окном звук, от которого у меня заледенела кровь. Это было постукиванье палки слепого по дороге. Мы затаили дыхание. Стук приближался. Потом послышался удар рукоятью палки в дверь таверны, кто-то подергал снаружи дверную ручку, пытаясь войти, а потом навалился на дверь, и засов затрещал. Затем все замерло. Снаружи стало так же тихо, как и внутри. Потом опять раздалось постукивание палки.

К нашей неописуемой радости, стук начал медленно удаляться и наконец замер вдали.

– Матушка, – прошептал я, – бери деньги и бежим поскорее!

Я не сомневался, что закрытая изнутри дверь показалась слепому подозрительной, и он удалился только затем, чтобы созвать остальную шайку.

Какое счастье, что я догадался запереть дверь на засов! Моих чувств никогда не понять тому, кто не видел этого ужасного слепца.

Но моя матушка, несмотря на страх, ни за что не соглашалась взять больше того, что ей следовало, и в то же время не желала взять и меньше.