Евгений Константинов - Зверинец Страница 6

Визг женщины перекрыл все остальные крики. Она визжала так пронзительно, что у Кыли даже уши заложило, а остальные свидетели происходящего закрыли рты. Расстегивая на юбке молнию, жена таксиста топала ногами, подпрыгивала, извивалась всем телом. Наконец, справившись с молнией, отбросила юбку в сторону и замерла, замолчав и широко расставив ноги. Крысы никто не увидел, зато все увидели, как внутренние стороны бедер окрасились кровью.

— Мяу, — словно отдавая приказ не молчать, нарушил возникшую тишину Барсик.

Заорали все, включая Кылю. И в эту какофонию разом добавилось карканье ворон, лай собак, мяуканье кошек, писк мышей и крыс. Возможно, муравьи и тараканы тоже издавали какие-то звуки. Из недр колодца хлынули полчища этих насекомых, в считанные мгновения сначала окружив, затем облепив с ног до головы обступивших колодец соседей Кыли. Вместе с муравьями и тараканами на людей набросились сотни мышей и десятки крыс. Откуда ни возьмись, у подъезда возникла стая разномастных дворняжек вперемешку с разномастными же кошками. Извечные враги объединились в стремлении расправиться с соседями Кыли. Собаки и кошки мешали друг другу вырывать куски мяса из тел, корчившихся на земле людей; мешали бобрам грызть ноги и руки таксисту; мыши и крысы тоже мешали друг другу кусать и пить людскую кровь; муравьи и тараканы мешали друг другу забираться жертвам в носы, уши, рты… Все вместе они мешали расклевывать людей стаям ворон, голубей и воробьев.

Под окнами охрипшего от крика Кыли, вокруг канализационного колодца образовался большой колышущийся, хрумкающий, чавкающий, урчащий, взвизгивающий, рычащий, каркающий, щебечущий комок.

Вот от комка взмыла в воздух ворона с зажатым в клюве чем-то осклизло-белым. За ней — еще одна и еще. Кыля догадался, что вороны уносят в клювах глаза — полакомиться в одиночестве, чтобы не мешали всякие там кошки-собаки. Как по команде в воздух вспорхнула стая воробьев и разлетелась в разные стороны — с деликатесами-мозгами.

Вот маленькая собачонка отделилась от шевелящейся массы и поволокла по земле, зажатую в зубах длинную кость с ошметками мяса, — у кого подберезовичек, у того и праздничек. Еще две дворняжки выскочили на газон, сражаясь за кость меньшего размера, чем у собачонки.

Вот один за другим нырнули в колодец бобры…

Упершись руками в подоконник, Кыля наблюдал, как живой шевелящийся, изрыгающий отвратные звуки комок, постепенно рассасывается. Задней мыслью он понимал, что это не сон — слишком долго все продолжалось, слишком много подробностей, деталей, которые не могли присниться. Последней такой деталюшечкой, которую увидел Кыля, прежде чем грохнуться в обморок, стала голова жены таксиста с выклеванными глазами, откушенными ушами и носом, из открытого рта которой выбирается огромная крыса…

— Мяу!

Николай Колчин открыл глаза. Понял, что валяется на полу своей кухни. Не без труда поднялся на ноги, посмотрел вокруг — все в порядке. На столе — бутылка с остатками водки. Выпил ее из горлышка. Закусывать не стал.

С улицы тянуло осенью, но с каким-то непривычным привкусом. Кыля выглянул в окно. Асфальт перед подъездом был мокрым и красно-бурым, и над ним с гудением кружили тысячи мух. Сухой и не окрашенной в красное осталась крышка канализационного колодца. На ней сидел кот Барсик и умывался.

Завтра, с утра пораньше, Николай Колчин собирался вместе со своим лучшим другом Лёхой Леонидычем ехать на электричке в звенигородские леса — за опятами…