Вера Крыжановская-Рочестер - Два сфинкса Страница 6

– Да, госпожа.

– Тогда ступай и прикажи приготовить носилки!

Оставшись одна, Эриксо прибрала кое-какие вещи и привязала к поясу взятый у Аменхотепа ключ; снова жестокая усмешка мелькнула на ее устах.

Наконец, прибежал запыхавшийся Бизу и доложил, что носилки поданы. Эриксо завернулась в свое покрывало и сошла вниз. У ворот сада ожидали носилки. Она села, а Бизу устроился у ее ног.

В продолжении пути они оба молчали. Эриксо была погружена в радостные мечты о будущем; мысли же карлика были далеко. Он тоже думал о будущем, но с гневом и горечью. Мрачная буря бушевала в его душе. При мысли о счастьи, которое ожидает Рамери, дикая ревность сжимала его сердце.

У иллюминованного входа во дворец Пуармы носилки остановились. Эриксо, в течение долгих лет не покидавшая ограды уединенного дома мага, с любопытством рассматривала большой, убранный флагами и гирляндами цветов дом, залитый красноватым цветом горевшей в громадных вазах смолы, и нарядную и веселую толпу, наполнявшую дворец.

Удивленные и любопытные взгляды провожали никому не известную, богато одетую, прекрасную как богиня, молодую девушку: поглощенная подавляющим впечатлением этой толпы, в которую впервые вступила, Эриксо не замечала ни восхищения мужчин, ни завистливых взглядов женщин; сопровождаемая Бизу, несшим шкатулку с флаконами, они через дом проскользнули в сад.

Там, по указаниям карлика, который еще раньше предварительно ознакомился с местностью, Эриксо поспешила к пирамиде, боясь, как бы царевна не опередила ее и тем не разрушила бы все ее планы. Злоба ее к Аменхотепу росла с каждым шагом.

По какому праву смел он заточить ее, лишив всех радостей, всех развлечений юности? Но она, по крайней мере, отомстила за себя: заживо замурованный в подземельи, входа в которое никто не знал, он мог спать там до скончания века. Никогда больше не видать ему этого полного наслаждений мира, которого он так зло лишал ее.

Она до такой степени была поглощена своей злобой и погружена в свои планы, что только карлик, дотронувшись до ее руки, призвал ее к действительности.

– Госпожа! Вот пирамида.

Эриксо вздрогнула, точно пробудившись от сна, и, смущенная, бросила боязливый взгляд на усыпальницу, контуры которой мрачно чернели в глубокой тени смоковницы. В открытую дверь пробивался слабый луч света, что еще более сгущало мрак спустившейся уже ночи.

Мгновенная слабость, охватившая Эриксо, миновала. Страсть, завладевшая всем существом ее, подкрепила свойственные ей мужество и энергию. Как тень, легко и проворно скользнула она в пирамиду, осмотрелась и убедилась, что кругом все пусто. Спускавшаяся с потолка лампа мягким светом освещала вход в склеп; в глубине, утопая во мраке, виднелся жертвенник и оба сфинкса, блестящие глаза которых, казалось, пристально смотрели на Эриксо; по телу ее пробежала дрожь. На больших треножниках горели уголья и курились, слабо потрескивая, ароматы и священные травы, – очевидно, только что подбавленные, – слабым, красноватым светом озаряя статуи родителей Пуармы и сфинксов, на поразительно жизненных лицах которых застыла таинственная усмешка.

Подавив охватившее ее волнение, Эриксо скользнула в самый темный угол, спрятала там Бизу за одну из колонн и осталась ждать. Прошло довольно много времени и сердце Эриксо усиленно билось от нервного ожидания; наконец песок заскрипел под чьими-то торопливыми шагами, и у входа в пирамиду появилась высокая и статная фигура Рамери.

Остановившись у порога, он с беспокойством стал оглядывать внутренность пирамиды; тут Эриксо, откинув покрывало, быстро подошла к скульптору.

Завидев выделившуюся из мрака белую фигуру женщины, Рамери сделал шаг вперед и прошептал:

– Ты предупредила меня?

Но тотчас же смолк, в немом удивлении смотря на приближавшуюся к нему незнакомку. При свете лампы чудные волосы Эриксо имели вид золотого ореола, а драгоценные камни на ней переливали разноцветными огнями. Как очарованный, залюбовался он всей фигурой этой незнакомой ему женщины, позабыв и Нуиту, и даже цель своего прихода: ему казалось, что никогда еще не видел он такого прекрасного создания, таких чудных, идеально-совершенных форм.

– Женщина или богиня – кто ты? Чего ты от меня хочешь? – пробормотал он.

– Я такая же смертная, как и ты, благородный Рамери, – с улыбкой ответила Эриксо. – Мой отец, Аменхотеп, послал меня к тебе.

– Как! У Аменхотепа есть дочь, а я никогда этого и не знал! – с удивлением вскричал он.

– Такова была воля отца моего, чтобы ничей посторонний глаз не видал меня, пока мне не исполнится пятнадцать лет, – ответила молодая девушка. – Но дело не во мне. Я прислана на помощь тебе и той, которую ты любишь, – продолжала она. – Моему отцу помешали придти сюда, как он обещал тебе, и он поручил мне заменить его. Дабы ты не сомневался в правдивости моей миссии, отец рассказал мне в чем дело и послал со мной своего верного карлика, которого ты знаешь.

Эриксо тотчас же подозвала Бизу.

– Могу ли я не доверять дочери Аменхотепа? В чем же заключается послание твоего отца?

– Совет торопиться, так как опасность грозит твоему плану и может все испортить, если ты опоздаешь. Итак, благородный Рамери, спеши занять свое место в пьедестале сфинкса! Я же дождусь царевну, объясню ей все и помогу лечь во второй тайник.

– Но если Нуита усомнится и испугается, не видя меня? – заметил Рамери.

– Если она будет сомневаться и бояться, я покажу ей уже спящего ее возлюбленного. Взгляни! Отец на всякий случай дал мне два флакона с таинственными эссенциями. Но торопись же, молю тебя! – с видимым нетерпением продолжала Эриксо.

Рамери хотел ответить, что драгоценная шкатулка, которую дал ему маг, спрятана в пьедестале сфинкса, но в волнении, вызванном таким неожиданным случаем, совершенно забыл про это. Повинуясь властному, сверкающему взгляду больших синих глаз, он нажал пружину и улегся, а Эриксо, смочив полотно принесенной эссенцией, склонилась к отверстию и поднесла ткань к носу Рамери.

Тотчас же красивое лицо скульптора побледнело и глаза закрылись. Наклонившись к нему, Эриксо поцеловала побелевшие губы Рамери и, покрыв затем полотном его лицо, сама закрыла отверстие.

Спрыгнув с пьедестала, она подбежала ко второму сфинксу и смело надавила чашечку лотоса. Тотчас же колосс бесшумно сдвинулся на скрытых шарнирах, открыв зияющий тайник.

– Живо, Бизу! Подай мне полотно! Я боюсь, как бы не пришла царевна, – пробормотала она, скользнув, как ящерица, в пьедестал.

Едва она легла и закрыла ноги шкурой пантеры, как Бизу подал ей четырехугольный кусок полотна, который смочил дрожащей рукой.