Люциус Шепард - Голос ветра в Мадакете Страница 6

Поток мыслей Салли ушел в трубу, и она устремила бездумный взгляд в темноту. Чертовски холодно, однако, да и ветрено. Салли дерябнула бренди, и, как только оно докатилось до желудка, сразу стало градусов на десять теплее. Еще глоток поставил ее на ноги, и Салли двинулась по пляжу прочь от мыса, отыскивая чудненькое уединенное местечко, куда никто не забредет. Только этого она и хотела — просто посидеть, поплевывая и чувствуя ночь всей кожей. В наши дни такое местечко сыскать трудновато, когда море все лето несет с материка эту дрянь, этих стиляг из Гуччи-Пуччи и шикарных сисястеньких курочек, готовых заголиться и лечь под первый встречный пятисотдолларовый костюм, если тот проявит хоть каплю интереса, под какого-нибудь заплывшего жиром молодчика из администраторов, который ни на что не годится и женится на них только ради привилегии проходить через унижение каждую ночь: Мысли вошли в штопор, и Салли вместе с ними. Плюхнувшись на землю, она хихикнула, звук ей понравился, и она захихикала громче. Потом глотнула бренди, жалея, что не прихватила еще бутылку, и позволила мыслям низойти до полуоформившихся образов и воспоминаний, будто бы навеянных ветром. Когда глаза приспособились к темноте, Салли разглядела пару домов, обрисовавшихся на фоне чуть более светлого неба. Пустующие дачи. Нет, погодите-ка! Это эти, как их там: Кондоминиумы. Что там парнишка Рами про них толковал? Иниумы с натянутыми на них кондомами. Контрацепция жизни. Хороший он мальчик, этот Питер. Первый человек с талантом слухача, повстречавшийся ей, и дар у него сильный, сильнее, чем ее талантишко, годящийся разве что на предсказание погоды, а нынче она уже так стара, что суставы годятся на это ничуть не хуже. Он рассказывал, как некоторые люди в Калифорнии взрывали кондоминиумы, чтобы отстоять красоту своего побережья, и эта идея пришлась Салли по душе. Мысль об острове в осаде кондоминиумов заставила Салли прослезиться, и в приступе пьяной ностальгии она припомнила, каким чудесным было море во времена ее детства — чистым, прозрачным, изобилующим духами. Салли чувствовала этих духов…

Откуда-то послышались звон и грохот. Салли поднялась, покачнувшись, и навострила уши. Снова звуки разрушений. Она двинулась на шум — в сторону кондоминиумов. Может, бесчинствуют какие-нибудь юные вандалы. Если так, она им поаплодирует. Но как только она вскарабкалась на вершину ближайшей дюны, шум стих. Потом ветер окреп, но не завыл, не заревел, а завел какую-то жуткую руладу, чуть ли не музыку, будто истекал из отверстий некой чудовищной флейты.

Волосы у Салли на затылке встали дыбом, по спине зазмеился холодный липкий червяк страха. Она уже подошла достаточно близко к кондоминиумам, чтобы различить абрис их крыш на фоне неба, но больше ничего. Только жуткая мелодия ветра, снова и снова выводящего один и тот же пассаж из пяти нот. Потом стихла и она. Салли тяпнула глоточек, собираясь с духом, и зашагала снова. Покачивающаяся осока щекотала ей тыльные стороны ладоней, и от этой щекотки по рукам побежали мурашки. Футах в двадцати от первого кондоминиума Салли остановилась с отчаянно колотящимся сердцем. Страх обратил плещущееся в желудке бренди в скисшее пойло. Да чего тут бояться, обрушилась она на себя, ветра, что ль?! Вот же уродство! Она клюкнула еще разок и пошла вперед. Было настолько темно, что приходилось пробираться вдоль стены на ощупь, и Салли порядком напугалась, обнаружив прямо посередке дыру. Да чего там дыру — дырищу, побольше двери будет, а вокруг обломки досок да щепа, будто чудовищный кулак прошиб ее насквозь. Во рту у нее пересохло, но Салли все равно ступила внутрь. Пошарив по карманам, она извлекла коробок спичек и зажгла одну в чаше ладоней, чтобы та получше разгорелась. В комнате не оказалось никакой мебели — только ковровое покрытие, телефонные розетки, заляпанные краской газеты и тряпки. В противоположной стене были стеклянные раздвижные двери, но почти все стекла оказались выбиты и хрустели под ногами; когда Салли подошла поближе, удержавшийся в раме треугольный осколок стекла отразил свет спички и мгновение сверкал на фоне мрака, будто огненный клык. Спичка обожгла пальцы, Салли бросила ее, зажгла новую и перешла в следующую комнату. Снова проломы и разлитая в воздухе тяжесть, будто дом затаил дыхание. Нервы, подумала Салли. Чертовы старушечьи нервы. Может, это и правда какие-то подростки залили зенки да врезались на машине в стену. Вывернувшийся откуда-то ветерок задул спичку, и Салли зажгла новую. Ветерок задул и эту, и тогда Салли осознала, что подростки ни при чем, потому что на сей раз ветерок не ускользнул прочь, но принялся порхать вокруг нее, задирая ей платье, играя волосами, извиваясь вокруг ног, охлопывая и обшаривая ее со всех сторон, и в нем угадывалось чувство, осведомленность, отчего кости Салли обратились вдруг в осколки черного льда. Нечто пришло с моря, некое злобное существо, воплотившееся в ветре, проломившее стены, дабы исполнить свою отвратительную музыку, леденящую кровь, и оно окружало Салли со всех сторон, забавлялось ею, готовясь унести ее к чертям и скрыться. Оно источало липкий, едкий запах, льнувший к ее коже во всех местах, где оно коснулось.

Салли попятилась в первую комнату, испытывая желание закричать, но не находя голоса и издавая лишь слабый скрежет. Ветер потек следом, вздымая газеты и швыряя их в Салли, будто складчатых белых нетопырей, облепляя ими ее лицо и грудь. И тут она завизжала. Шмыгнув сквозь пролом, Салли очертя голову ринулась в бегство, чувствуя, как сердце подкатывается под горло, спотыкаясь, падая, вскакивая снова, размахивая руками и вопя. За ее спиной ветер с ревом хлынул из дома, и Салли привиделось, как он принимает облик циклопического черного демона, насмехающегося над ней, позволяющего ей думать, будто удастся улизнуть в целости и сохранности, прежде чем наброситься на нее и разодрать в клочья. Она скатилась по склону последней дюны, со всхлипами втягивая воздух измочаленными легкими, рванула дверцу джипа, трясущейся рукой ткнула ключ в замок зажигания, в душе вознося молитву, пока двигатель не завелся, и под натужный скрежет коробки передач свернула на Нантакетскую дорогу.

Лишь промахнув полдороги до Сайасконсета, она успокоилась настолько, что смогла пораскинуть умом, соображая, что предпринять, и первым делом решила катить прямиком в Нантакет и выложить все Хью Уэлдону. Хотя Господь ведает, как он себя поведет. Или что скажет. Кремень худосочный, а не человек! Скорее всего расхохочется ей в лицо и помчится к своим собутыльникам, чтобы растрепать свеженький анекдотец про Сайасконсетскую Салли. Нетушки, постановила она. Больше никаких историй про то, как старуха Салли налакалась до чертиков и давай нести околесицу про ветряных жупелов. Злоба вспыхнула в ее душе миниатюрным солнцем, бесследно выжигая страшные тени и распаляя кровь почище дозы бренди. Будь что будет, пусть себе идет, как пошло, уж тогда-то истории будет сказывать она, тогда-то она возвестит, мол, я бы и раньше сказала, да только вы бы меня записали в чокнутые. О нет! Уж на сей-то раз она не станет мишенью для их шуточек. Пусть узнают сами, что из моря вышел новый дьявол.