Рик Янси - Ученик монстролога. Проклятье вендиго Страница 62

— Попробуй, Уилл Генри.

Я сделал пробный глоток. Последовавший восторг был, должно быть, так очевиден, что Уортроп улыбнулся шире и сказал:

— Я так и думал, что тебе может понравиться. Это называется кока-кола. Ее изобрел один мой знакомый по имени Пембертон. Мне она, по правде говоря, не по вкусу. Слишком сладкая, а углекислый газ — необъяснимая и совсем не приятная добавка.

— Вы говорите, углекислый газ? — спросил Блэквуд. — А это не опасно пить?

Уортроп пожал плечами.

— Мы будем внимательно наблюдать за Уиллом Генри на предмет негативных последствий. Как ты себя чувствуешь, Уилл Генри?

Я сказал, что хорошо, потому что, проглотив уже половину шипучей смеси, действительно чувствовал себя очень хорошо.

У Блэквуда бегали глаза, руки беспокойно шарили по коленям. Он ждал, когда Уортроп приступит к делу. Beликий ученый никогда не уделял ему своего времени — и вот он сидит напротив него в самом эксклюзивном клубе Нью-Йорка. Это было чудо — и загадка.

— Блэквуд, мне нужна ваша помощь, — сказал монстролог.

При этом признании у англичанина расширились глаза. Это было последнее, что он ожидал услышать от Уортропа.

— Доктор Уортроп, сэр, я отношусь к вам и к вашей важной работе только с величайшим восхищением и уважением…

— Оставьте эту льстивую чушь, Блэквуд. Последние два года вы рыщете по моим следам, и я могу только догадываться зачем, хотя подозреваю, что здесь пахнет скорее скандалами и сплетнями, чем восхищением и уважением.

— О, вы раните меня, доктор. Вы бьете в самое больное место! Мои интересы выходят далеко за рамки моей профессии. Ваша работа так близка к моей подлинной страсти: это вселенная, которая лежит под — или, я бы сказал, внутри — тайной вселенной человеческого сознания, этого метафорического эквивалента, если хотите, Монструмариума вашего Общества.

— Генри, меня не интересуют ваши теории о сознании или «вселенной внутри». У меня гораздо более практический интерес.

— Но ведь только вырвавшись за пределы обычного, мы сможем путешествовать по неизведанным странам наших необъятных возможностей.

— Простите, что я не горю энтузиазмом, — ответил доктор. — В последнее время мне хватало неизведанных стран.

— Абсолютная истина не лежит в русле науки, — настаивал доморощенный философ. — Она лежит в непостижимых глубинах человеческого сознания — не в естественном, а в, за неимением лучшего слова, сверхъестественном.

Уортроп рассмеялся.

— Надо обязательно познакомить вас с фон Хельрунгом. Думаю, вы бы составили отличную пару.

Потом монстролог перешел к делу. Он наклонился вперед, нацелил скрюченный палец в раскрасневшееся лицо своего собеседника и заговорщически зашептал:

— Генри, у меня есть для вас предложение. Мне нужно, чтобы кто-то сделал материал в завтрашние газеты. История скандальная, грязная, и в нее вовлечено одно из самых видных семейств города. Вы наверняка заработаете на ней неплохие деньги — во всяком случае, достаточно, чтобы купить себе приличный костюм. Она даже сможет обеспечить вам постоянное место работы — хорошая штука, потому что для меня очевидно, что у вас слишком много свободного времени.

Блэквуд азартно закивал. Его серые глаза сверкали, изумительный хобот чуть не светился от возбуждения.

— С одним условием, — продолжал Уортроп. — Вы никому не должны раскрывать источник, даже своим редакторам.

— Конечно, доктор, — прошептал Блэквуд. — О, должен вам сказать, я заинтригован! О чем идет речь?

— Это то, о чем вы мечтали, Блэквуд. Материал всей жизни.

Когда мы возвращались в «Плазу», доктор доверительно сказал:

— Я могу еще пожалеть о своей сделке с Блэквудом, но мы должны доверять судьбе, которая предлагает свою помощь. Его материал в завтрашних газетах переполошит весь город и мобилизует на наше дело миллионы людей — и доброе имя Чанлеров полетит ко всем чертям.

Он выглядел совершенно измотанным. В свете уличных фонарей его лицо казалось призрачно желтым, и я никогда еще не видел его таким усталым и измученным, даже в те страшные дни в пустыне, когда он сгибался под тяжестью своей ноши. Ту ношу он оставил в Рэт Портидже, но теперь нес другую, гораздо более тяжелую.

— Я должен был пойти с ней, Уилл Генри, — признался он. — Я должен был послушаться своих инстинктов.

— Это не ваша вина, сэр, — попытался я его утешить.

— Не будь глупцом, — обрезал он меня. — Конечно, это моя вина. Разве ты не слышал, что сказал Meister Абрам? Все это дело — моя вина. Я тебе говорил, что мы должны быть честны друг с другом. Но еще важнее быть честным с самим собой. Я всегда был честен с собой, и это мне очень дорого стоило, — горько добавил он. — Важна только истина. Я посвятил свою жизнь ее поискам, где бы она ни скрывалась. Это сердце науки, Уилл Генри, это то настоящее чудовище, за которым мы гоняемся. Я все бросил, только бы ее познать, и нет ничего, что бы я не сделал, нет такого места, куда бы я не пошел, только бы ее отыскать.

Мне не пришлось долго ждать подтверждения этой клятвы. Как только мы вошли в свои апартаменты, доктор велел мне принести его сумку с инструментами.

— Есть один небольшой вопрос, который надо разрешить до наступления ночи, — проинформировал он меня. — Это включает элемент риска и может привести к известным трудностям с законом. Если хочешь, то можешь подождать меня здесь.

Мысль о том, чтобы остаться одному после ужасных событий этого дня, сделала его предложение неприемлемым. Сопровождать его на любое самое темное дело было гораздо более предпочтительно, нежели томиться в одиночестве, когда за окном выл сильный ветер. В этот страшный последний полет через гибельную пустыню он нес на себе огромный груз, доставшийся от прошлого, но измучен был не только он. Я отклонил предложение.

Вскоре мы уже выходили из извозчичьей коляски на Двадцать третьей улице у входа в штаб-квартиру Общества. Из тени к нам вышла маленькая фигура.

— Вы опаздываете, mon ami, — прожурчал Дэмиен Граво. Его глаза расширились при виде повязки на моей шее. — Несчастный случай?

— Нет, — ответил доктор. — Почему вы спрашиваете?

Француз пожал плечами, достал из кармана модного пиджака с короткими фалдами табакерку и шумно втянул понюшку.

— Все устроилось, — сказал Граво. — За исключением платы за доставку. Я бы и сам заплатил, но так спешил выполнить вашу просьбу, что совершенно забыл взять бумажник.

Монстролог сердито посмотрел на него. Он только что закончил долгий торг с извозчиком.