Стивен Кинг - Зеленая Миля Страница 62

Он ожидал, что я обрадуюсь этой новости, и имел на то право. Ради такого дела, которое при обычном раскладе могло занять и полгода, даже при связях Перси, он оторвался на время от ухода за своей женой. И все равно, мое сердце упало. Целый месяц! Но, может, это не так уж и важно. Вместо совершенно естественного желания ждать и отложить рискованную попытку, я обдумывал дело, которое могло быть уж очень рискованным. Иногда, как в подобном случае, лучше прыгнуть до того, — как сдадут нервы. Если бы нам все равно пришлось иметь дело с Перси (я всегда допускаю, что мне удастся склонить других к моей безумной затее), то почему бы не сегодня ночью?

— Пол, ты здесь? — Голос Мурса стал немного тише, словно он говорил сейчас сам с собой. — Черт, я думал, нас разъединили.

— Нет, я слушаю, Хэл. Это потрясающая новость.

— Да, — согласился он, и я опять поразился, какой стариковский у него голос. Какой-то бесцветный и дребезжащий. — Я знаю, что ты сейчас думаешь.

«Нет, не знаешь, начальник, никогда не догадаешься об этом».

— Ты думаешь, что наш молодой друг все равно будет участвовать в казни Коффи. И это скорее всего так: Коффи отправится на тот свет задолго до Дня Благодарения, но ты можешь опять поставить Перси в аппаратную. Никто возражать не станет, как, очевидно, и он сам.

— Я так и сделаю, — согласился я. — Хэл, а как Мелинда?

Повисла долгая пауза, столь долгая, что я решил бы, что нас разъединили, если бы не его дыхание. Когда он наконец заговорил, голос его звучал еще тише:

— Она угасает.

Угасает. Леденящее слово, которое старики используют для описания не человека, который умирает, а человека, который начал отходить от жизни.

— Головные боли, как будто, стали слабее… хотя бы сейчас, но она не может самостоятельно ходить, не может удерживать предметы, теряет контроль за мочевой системой, когда спит. — Возникла еще одна пауза, потом совсем тихим голосом Хэл сказал что-то, что прозвучало как «Она одевается».

— Одевается? Во что, Хэл? — спросил я, нахмурившись. Моя жена появилась в дверях в прихожую и стояла, глядя на меня и вытирая руки посудным полотенцем.

— Нет, — поправил он, и в его голосе послышался не то гнев, не то слезы. — Она ругается.

— О Боже. — Я все еще не понимал, что это значит, но не хотел ничего выспрашивать. Да и не надо было. Он все сам объяснил.

— Она может спокойно сидеть, вполне нормально говорить о своем цветнике или о платье, увиденном в каталоге, о том, что слышала Рузвельта по радио и то, как замечательно он говорил, а потом вдруг начинает произносить ужасные вещи, самые ужасные… слова. Причем не повышая голоса. Лучше бы она как-то выделяла их интонацией, а иначе… просто…

— Она не похожа на саму себя.

— Да, именно так, — благодарно произнес он. — Но слышать эти грязные ругательства, произносимые ее чудесным голосом… извини меня, Пол. — Его голос ушел, и я услышал, как Мурс громко прокашливается. Потом голос стал чуть тверже, но все равно оставался расстроенный. — Она хочет, чтобы пришел пастор Дональдсон, и я знаю, что он ее успокаивает, но как можно просить его? Представляешь, он сидит и читает с ней Писание, и вдруг она обзывает его неприлично? А она может, она и меня назвала прошлой ночью. Сказала: «Дай мне, пожалуйста, вот тот журнал „Либерти“, ублюдок». Пол, где она могла слышать такие речи? Откуда ей известны такие слова?

— Не знаю, Хэл, ты будешь дома сегодня вечером?

Когда он был здоров, контролировал себя и не был в тревоге или в горе, Хэл Мурс отличался особым сарказмом, по-моему, его подчиненные побаивались его острого язычка больше, чем гнева или подозрения. Его язвительные замечания, обычно раздраженные или даже резкие, жгли, как осы. И вот немного такого сарказма пролилось на меня. Хотя это было неожиданно, я был рад услышать его колкость. Значит, не вся жизнь ушла из него, в конце концов.

— Нет, — сказал он. — Мы с Мелиндой выезжаем на танцы. Будем танцевать «до-со-до», потом немецкую полечку, а потом скажем скрипачу, что он — долбаный сукин сын.

Я прижал ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться. Слава Богу, приступ смеха очень быстро прошел.

— Извини, — сказал он. — Я последнее время мало сплю. От этого становлюсь брюзгой. Конечно, мы будем дома. А почему ты спросил?

— Я думаю, это не важно.

— Ты ведь не собирался заезжать, да? Потому что, если ты дежурил вчера, то идешь в ночную и сегодня. Или ты поменялся сменами с кем-нибудь?

— Нет, я не менялся, — ответил я. — Я дежурю сегодня.

— Во всяком случае сегодня не стоит заезжать. Она сейчас не в том состоянии.

— Скорее всего я и не заеду. Спасибо за новости.

— Не за что. Помолись за Мелинду, Пол.

Я пообещал, думая что смогу сделать кое-что, кроме молитвы. «Бог помогает тем, кто помогает себе сам», — так говорили в Церкви молитвы «Отче наш, сущий на Небесах». Я повесил трубку и взглянул на Дженис.

— Как там Мелли?

— Не очень. — Я рассказал ей то, что сообщил мне Хэл, включая эпизод с руганью, но опустил слова «ублюдок» и «долбаный сукин сын». Я закончил словом Хэла «угасает», и Джен печально кивнула. Потом посмотрела на меня более пристально.

— О чем ты думаешь? Скорее всего о чем-то нехорошем. Это написано у тебя на лице.

Солгать было нельзя, мы никогда не лгали друг другу. Я просто сказал, что ей лучше не знать о моих мыслях, по крайней мере пока.

— А у тебя… из-за этого могут быть неприятности? — Ее голос звучал не тревожно, а скорее заинтересованно, это мне в ней всегда нравилось.

— Может быть, — проговорил я.

— А это хорошее дело?

— Может быть, — повторил я. Я все еще стоял и бездумно крутил пальцем телефонный диск, удерживая другой рукой рычаги.

— Ты хочешь, чтобы я ушла, пока ты будешь звонить? — спросила она. — Буду умненькой и выметусь? Вымою тарелки? Свяжу носочки?

Я кивнул.

— Я бы выразился не совсем так, но…

— У нас будут гости к обеду, Пол?

— Надеюсь, да, — сказал я.

9

Я сразу же поговорил с Брутом и Дином по телефону. У Харри не было телефона, но я знал номер его ближайших соседей. Харри взял трубку через двадцать минут, очень смущаясь и обещая «заплатить свою долю», когда придет следующий счет. Я сказал ему, что сосчитаем цыплят по осени, а сейчас не мог бы он приехать ко мне на обед? Будут Брут и Дин, а Дженис обещала приготовить свою знаменитую капусту… не говоря уже о еще более знаменитом яблочном пироге.

— Обед просто ради обеда? — Голос Харри звучал несколько скептически.

Я сказал, что хотел бы кое о чем поговорить с ними, но этого лучше не касаться даже вскользь по телефону. Харри согласился прийти. Я опустил трубку на рычаг и подошел к окну. Хотя мы отработали ночную смену, я не разбудил ни Брута, ни Дина, да и Харри не походил на только что вернувшегося из страны снов. Наверное, не только я переживал случившееся вчера, а учитывая сумасбродность моей идеи, это было даже неплохо.