Из бездны - Герман Михайлович Шендеров Страница 63

Все они смотрели на него, на Колю, тот чувствовал это каждой клеточкой даже в темноте. Очень хотелось кричать, но воздуха в легкие набрать не получалось – очень уж мешали упершиеся в спину грудные клетки трупов, слипшихся в жуткий гибрид. Радио продолжало монотонно бубнить про голодные могилы и что те не должны оставаться пустыми. Вдруг что-то тонкое и холодное проползло мимо шеи, слегка пощекотав парня. Тот не без труда высвободил одну руку и поймал этот предмет. У него было не больше секунды, чтобы понять, что это оголенный провод, ухватиться за него, как утопающий за соломинку, зайтись в судорожном танце и расцвести улыбкой… Все лучше, чем умереть, сгорбившись в три погибели.

– Так, а паспорта мне давайте. Я теперь ученая, в третий раз на эту удочку не попадусь.

Хозяйка строго, с недоверием следила, как рослые темнокожие мужчины растаскивают сапогами весеннюю грязь по паркету, занося инструменты. Бригадир – солидный мужчина средних лет в комбинезоне – устало утирал пот со лба бумажным платочком.

– Тамара Васильевна, я повторяю, мы серьезная фирма, зачем вы…

– Ничего не знаю! Паспорта мне. Оплата только по факту!

Маленькую яростную женщину рабочие предусмотрительно обходили, предоставив разборки начальству. Бригадир открыл рот, чтобы начать новый виток спора, но передумал, после чего гаркнул так, чтобы было слышно даже во дворе:

– Ладно, мужики, несите документы, сдаваться будем! – Обведя взглядом комнату, он поспешил сменить тему. – Я так понимаю, сначала нужно мебель вынести?

– Да, представляете, даже этого тот бездельник так и не сделал!

Поняв, что вновь поднял скользкую тему, бригадир поспешил зацепиться за любую другую. Ноздрей его достиг еле заметный, но на редкость удушливый сладковатый запашок.

– Извините, Тамара Васильевна, а чем тут, простите, пахнет?

– Я бы попросила! – возмутилась хозяйка, надуваясь, точно ядовитая рыба-фугу. – Да, тут умерла моя бабушка, но я требую проявить чуть больше уважения. Все-таки это…

– Здесь умерла, да? Тут вон пятнище в полстены!

– Нет, вон там, на кровати. А это… Не имею ни малейшего понятия. Наверное, просто пятно. Неважно – все равно эту стену надо снести.

Бригадир, повинуясь какому-то странному порыву, коснулся темного силуэта, похожего по форме на человеческую тень. На пальцах осталось что-то жирное, густое, вонючее, точно стена истекала гноем. Бригадира передернуло, он вытер ладонь об штаны и повернулся к хозяйке:

– Не сомневайтесь, Тамара Васильевна, за неделю управимся! – Затем бригадир обратился к нагруженному, будто ослик, молодому молдаванину: – Мирче, спальные мешки сюда заноси, места всем хватит!

Мирче – новичок в бригаде, недавно из Тирасполя – с явной неохотой, осторожно обойдя хозяйку, внес спальные мешки в комнату и свалил их у подоконника. Несмотря на гигантские размеры, та все равно ощущалась какой-то неуютной, даже тесной. На секунду Мирче даже показалось, что комната оценивающе, голодно смотрит на него, но виной такой странной фантазии были всего лишь дурацкие розовые обои в цветочек. Завитые листья отдаленно напоминали злобные зенки – особенно если смотреть на них краем глаза.

«Пока эту дрянь не обдеру, спать не лягу!» – решил Мирче и поспешил в машину за остальными вещами.

Наконец, когда все приготовления были закончены, паспорта сданы, а специфика работ оговорена, хозяйка с явным недоверием передала ключи бригадиру.

– И запомните – в квартире не курить, иначе вычту из гонорара!

– Помилуйте, Тамара Васильевна, среди нас и курильщиков-то нет! – умоляюще воздел очи бригадир.

– Я предупредила.

Хозяйка вынырнула в подъезд и с какой-то горькой досадой рванула на себя дверь. Та, отсекая квартиру от внешнего мира, гулко захлопнулась, почему-то напомнив Мирче крышку гроба.

Намощ

«Жили-были старик со старухою, и было у них три сына. Два просужи, а третий – дурак. Рожей крив, умом худ, норовом скверен. Мать бранит его:

– Почем лежишь лежнем, возьми борону, огород поборонуй!

– Не, матушка, не хочу я!

Братья лесовать собираются, зовут его с собою:

– Пойдем, братец, с нами, зверя добудем али птицу!

– Не умею я, братцы, – отвечает дурак.

Отец зовет:

– Подите, сыновья, рубите подчеку, будем сеять репу!

– Не, батько, притомился я, – отвечает дурак».

Зайцев дрожащими руками закрыл распечатку, облизнул губы, оглянулся – не смотрит ли кто. В столовой все были заняты своими делами: студенты лезли без очереди; буфетчица, отчаявшись достучаться до них на великом и могучем, принялась лаять на киргизском; Валерия Ратиборовна, завкафедрой русского народного творчества, ходячий реликт, препарировала пластиковым ножом пирожок. Мучная плоть разошлась, наружу показались разваренные мясные внутренности. Завкафедрой поймала взгляд Зайцева, воззрилась недоуменно через толстые линзы очков.

– Приятного аппетита, Валерия Ратиборовна! – расплылся тот в подобострастной улыбке. «Чтоб ты сдохла, мразь старая!»

Нет, изучать такое на людях было бы в высшей степени безответственно – кто угодно мог попытаться увести ценный материал. Зайцев сгреб распечатки и пулей выскочил из здания университета. В кармане завибрировал смартфон, но Зайцев звонок проигнорировал.

В подземном переходе он не удержался и, распахнув папку, побежал взглядом по строчкам.

«Вошли сыновья в возраст, родители им и наказали жениться. Старший брат обженился с купеческой дочкой. Средний – с поповишной дочкою. А дурак знай себе лежит на печи и ни к одной невесте свататься не хочет – та ему лицом не вышла, у той приданого мало, у третьей коса больно худа. Крепко призадумались тогда старик со старухой, три дня да три ночи думали, ничего не надумали. И вот остановились у них на постой калики перехожие – главы пеплом посыпаны, одежи раздрызганы. Пожаловались им старики на сына непутевого, а те и говорят:

– Слыхали мы про царевну одну – кожа бела-прозрачна, что снег; из косточки в косточку мозжечок переливается, очи черны, что колодезь, уста слаще меду, перси аки мать-сыра-земля необъятные, косы по всей суше волочатся да в море-окияне полощутся. А приданого у ей – на сколь глаз хватает, да еще поглыбже. Красавица писана, к ней и царевичи, и поповичи сватаются.

Обрадовались старик со старухой, стали испрашивать, где ту невесту сыскать. Отвечали калики перехожие:

– Искать ее за рекой да за лесом, в тридевятом царстве, тридесятом государстве. Чтоб найтить ее, надобно три посоха железных сточить, три просвиры железные изгрызть да три пары сапог железных истопать.

Пошли тогда старик со старухой спозаранку к кузнецу и велели сковать трое сапог железных, три посоха да три просвиры. Собрали дурака в путь-дорогу, благословили и строгий наказ дали: без царевны не возвращаться».

От чтения отвлекла чья-то рука, вцепившаяся в полу тонкого демисезонного пальто:

– Милок, сжалься, подай на хлебушек…

Прислонившись к заплеванной стене, на полу сидел нищий. Безногий и грязный, седой как лунь, он по-птичьи загребал изъязвленными пальчиками край зайцевского пальто и шумно втягивал воздух сизой опухолью, заменявшей ему нос. Все лицо покрывали спелые, налившиеся гнойнички. Зайцев зашипел, вырвался из слабой хватки, поспешил