Джонатан Кэрролл - По ту сторону безмолвия Страница 67

— Кто там?

— Мэри? Это я, Макс.

— Я так и думала, что это ты. Что у тебя с лицом? Где ты был?

— Не важно. Лили здесь?

В доме пахло по-другому. Закрывая за собой дверь, я пытался сообразить чем. Едой? Нет. Новыми духами? Чужими. В доме пахло чужими людьми, которые успели здесь побывать.

— Нет, они с Грир у Иба с Гасом. Врач дал ей успокоительное, и она держалась довольно спокойно, но я бы хотела, чтобы ты был здесь. Лили нашла его. Линкольн висел на балке в вашей спальне.

— Записку оставил?

— Да. «Это для тебя, Лили. Спасибо», и подпись: «Не Брендан Майер».

— Полиция записку видела?

— Да. Они забрали ее с собой. Макс, что происходит? Что с тобой случилось? Куда ездил Линкольн вчера?

— Записка в полиции? Так что в ней?

— «Это для тебя, Лили. Спасибо». Подпись: «Не Брендан Майер». Ты понимаешь, о чем это? А Лили?

— Говоришь, она нашла тело? Грир его видела?

— Насколько я знаю, нет. Вчера вечером после твоего отъезда Лили позвонила мне и спросила, в чем дело. Я изложила все в очень общих чертах, о пистолете не упоминала. Сказала, что Линкольн, по-видимому, что-то натворил, и ты пытаешься его вытащить. Лили попросила меня переночевать у вас, и я приехала, просто так, на всякий случай. Сегодня она очень беспокоилась, потому что ни от кого из вас не было вестей. Я торчала тут, сколько могла, потом уехала, как я думала, всего на несколько часов. Грир уехала в школу, Лили ушла по делам, а потом, когда она днем вернулась… Линкольн был… там. Она нашла его в спальне. Макс, ты знаешь, почему он это сделал?

Мэри была самым старым моим другом, человеком, которому я доверял больше, чем кому-либо.

— Нет. Странная какая-то записка — ничего не понимаю. Брендан Майер? Кто это?

— Может, какой-то его приятель? Вот еще что. Полиция стала разыскивать его друзей, чтобы допросить. В особенности Элвиса и Белька. Элвиса они нашли, но он ничего не знает. Похоже, он расплакался, когда услышал, что Линкольн покончил с собой. И еще одно, Макс. Ты должен съездить опознать тело. Лили это не по силам, не будем ее тревожить. Первым делом тебе нужно поехать в морг и опознать его,

— Хорошо. Сейчас поеду.

— Я бы поехала вместо тебя, но они хотят…

— Я сказал, хорошо, Мэри. Сейчас поеду. Мэри коснулась моего плеча, я отстранился.

— Не расскажешь, что там произошло? Все дело в пистолете? С ним все связано?

— Нет. Пистолет тут совершенно ни при чем. Сначала хочу взглянуть на спальню. Я должен увидеть, где это случилось.

— Там ничего нет. Все убрали. Просто ваша спальня, такая же, как всегда. Правда, Макс, там ничего не осталось. Иди, взгляни, там просто застеленная постель, комод…

— И удобно торчащая балка? Мне нужно ее увидеть. И еще я должен зайти в его комнату. Мне просто нужно немного побыть и там, и там. Понимаешь?

Мэри кивнула и с жалостью посмотрела на меня:

— Ладно. Хочешь, я тебя отвезу…

— В морг? Ты это слово не могла произнести, Мэри? Нет. Я поеду один. Только скажи, как туда доехать.

Мы стояли близко друг от друга. Она потянулась ко мне — и обняла. Я разжал руки не раньше нее, но обнял ее не слишком крепко. Мы отодвинулись друг от друга. В глазах у Мэри стояли слезы.

— Ты, правда, не хочешь, чтобы я тебя отвезла?

— Правда. Спасибо за то, что ты сделала. Спасибо, что была здесь прошлой ночью и сегодня.

— Хорошо, что я оказалась тут. Господи, если бы это не выпало на вашу долю… Ј

— Я как-то читал одну заметку, там говорилось, что лишь один самоубийца из шести оставляет записку. А из записки близкие редко узнают то, что хотели. У нас, по крайней мере, есть зацепка, а? Лили и я можем прожить остаток жизни, зная…

— Макс…

— Только скажи, как доехать.

* * *

Вам кажется, что это место раздерет вас на клочки, что, даже просто войдя туда, вы растеряете всю решимость и всякое мужество. В отличие от других слов, вроде «любви» или «ненависти», «морг» имеет лишь одно значение. Он то, что он есть, — место, куда привозят трупы, чтобы вы увидели их в последний раз. Залы для траурных церемоний — что-то совсем другое. Если тело попало в морг, значит, что-то, кроме смерти, пошло не так, значит, последний вздох показался подозрительным. В морге тело не обряжено в костюм, и не задрапировано со вкусом, его вскрывают и исследуют в поисках улик. В отличие от траурного зала, морг — место не последнего успокоения, а скорее последнего допроса. Допрашивающие находят ответы не в словах, а на коже и под ней.

Я думал, что не смогу это выдержать, но, входя в последнюю дверь, отделяющую меня от тела Линкольна, поперхнулся, пытаясь подавить громкий старомодный смешок: «Ха-ха!». Сопровождавший меня доктор посмотрел на меня сочувственно:

— Ничего. Только взгляните один раз, скажите, узнаете его или нет, и все.

Он не угадал. Рассмеялся я не от страдания и не в припадке безумия, а потому что, сунув руки в карманы пиджака, обнаружил, что у меня с собой пистолет Линкольна. Пистолет в морге! В кого тут стрелять, когда все уже мертвы?

— С вами все нормально?

— Да, все хорошо. — В других обстоятельствах я бы запсиховал, но не теперь. Я стоял в морге с пистолетом в кармане, ожидая, когда мне покажут тело моего сына, который повесился сегодня исключительно из-за меня и моей любимой жены. Если посмотреть под таким углом, пистолет значит не слишком много. Его пистолет. Моя вина. Его смерть. Моя вина.

— Сюда. Это здесь. Будьте добры, отойдите на несколько шагов.

В стене виднелись ряды выдвижных ящиков, и прошло целое мгновение, прежде чем я понял, что в них лежат трупы. В середине комнаты стояли металлические столы со стоком внизу, но все они, за исключением одного, были пусты. У него-то мы и остановились.

Тело покрывала тонкая белая простыня. Под простыней лежал наш сын, наше преступление, мой мертвый ангел-хранитель. Врач стянул ее.

Я просто не мог сразу увидеть лицо. Этого я бы не вынес. Пока простыня скользила вниз, я намеренно смотрел на его живот. У него такой крошечный пупок. Когда Линкольн был маленьким, достаточно было пощекотать ему пупок пальцем, и он смеялся, смеялся, смеялся, не в силах остановиться. Тонкие руки, изящные кисти. Еще не мужские руки, скоро станут настоящими мужскими руками. Я вспоминал, как они двигались, как дотрагивались до вещей. Совали в рот картофель-фри, поддерживали сестренку под затылок, когда он учил ее плавать. Мои глаза пробежали вверх по рукам к узким плечам, но остановились, дойдя до кровавого рубца вокруг шеи. Линия раздела; ужасная багровая борозда вокруг шеи, оставленная веревкой. Что страшнее — серовато-белая кожа, закрытые, но выпученные глаза, или красный рубец на шее?