Стивен Кинг - ОНО Страница 7

Гартон, видимо, был так глубоко уязвлен, что, не почувствовал даже, как что-то коснулось его локтя. То была дубинка полицейского. Он обернулся и увидел Фрэнка Макена, блюстителя порядка.

— Ничего, паренек, — сказал Макен Гартону. — Ты думай о своих делах и оставь в покое тех веселых парней. Веселись.

— Да. Вы слышали, что он сказал мне? — возбужденно спросил Гартон. Теперь к нему присоединились Унвин и Дубей — во избежание беды они пытались оттащить Гартона, но Гартон оттолкнул их и повернулся к ним с кулаками. Его мужскому самолюбию нанесено оскорбление, которое должно быть отомщено. НИКТО не предлагал ему сосать, НИКТО.

— Я не думаю, что он тебя оскорбил, — сказал Макен. — Это ты заговорил с ним первый, я уверен. Давай, сынок, двигай отсюда. Не заставляй меня повторять это.

— Он сказал мне такое.

— Тебя это беспокоит? — спросил Макен, кажется, искренне заинтересовавшись, и Гартон залился отвратительной красной краской.

В ходе этого обмена мнениями Хагарта все более отчаянно пытался оттащить Адриана Меллона от места происшествия. Наконец, ему это, удалось.

— Та-та, любовь! — развязно бросил Адриан через плечо.

— Заткнись, ты! — сказал Макен. — Проваливай отсюда.

Гартон хотел броситься на Меллона, но Макен схватил его.

— Я ведь могу забрать тебя, друг мой, — сказал Макен, — хотя в принципе действуешь ты неплохо.

— Встречу тебя еще раз — врежу! — крикнул Гартон вслед удалявшейся парочке, и они обернулись. — И если на тебе опять будет эта дурацкая шляпа, убью! Этому городу педы не нужны!

Не оборачиваясь, Меллон помахал пальцами левой руки — ногти у него были накрашены вишневой краской — и пошел, еще больше виляя задом. Гартон снова сделал рывок.

— Еще одно слово или движение — и ты пойдешь со мной, — мягко сказал Макен. — Поверь, мой мальчик, что сказал, то и сделаю.

— Пошли, Вебби, — встревожено сказал Крис Унвин. — Меллон ушел.

— Вам что, нравятся такие малые, а? — спросил Макена Вебби, игнорируя Криса и Стива.

— К любителям задницы я совершенно равнодушен, — сказал Макен. — Но я — за порядок и спокойствие, а ты нарушаешь то, что я люблю, морда! Ну что, хотите пойти со мной в обход или как?

— Давай, Вебби, — спокойно сказал Стив Дубей. — Пойдем поедим пирожки с сосисками.

И Вебби пошел, изливая свой гнев в эмоциональных жестах и то и дело отбрасывая падавшие на глаза волосы.

Макен, который также дал показание наутро после смерти Адриана Меллона, сказал:

— Последнее, что я услышал, когда он отошел с дружками, было: «Встречу его еще раз — ЗДОРОВО ВРЕЖУ».

— Я должен поговорить с матерью, — в третий раз сказал Стив Дубей. — Она мне нужна, чтобы смягчить отчима, иначе дома будет кромешный ад.

— Через некоторое время, — сказал ему офицер Чарлз Аварино. И Аварино, и его напарник, Барни Моррисон, знали, что Стив Дубей не пойдет вечером домой и еще много-много вечеров его не будет дома. По-видимому, парень не представлял, насколько серьезными было это задержание, и Аварино не удивился, узнав позже, что Дубей в шестнадцать лет бросил школу. Даже после третьей отсидки в седьмом классе умственное его развитие сильно отставало от сверстников.

— Расскажи нам, что случилось, когда ты увидел, как Меллон выходит из Фэлкона, — предложил Моррисон.

— Нет, лучше не надо.

— Почему? — спросил Аварино.

— Я уже и так рассказал слишком много.

— Ты пришел рассказывать, не правда ли? — сказал Аварино.

— Ну… да… но…

— Послушай, — сказал Моррисон с теплотой в голосе, садясь рядом с Дубеем и протягивая ему сигарету, — как ты думаешь, я и Чик — мы похожи на пидеров?

— Не знаю…

— Мы ПОХОЖИ на пидеров?

— Нет, но…

— Мы твои друзья, Стивио, — сказал торжественно Моррисон, — и поверь мне, тебе, и Крису, и Вебби — вам всем нужны сейчас друзья. Потому что завтра каждое обливающееся кровью сердце будет требовать вашей крови, ребята.

Стив Дубей выглядел слегка встревоженным. Но Аварино, хорошо читающий кошачьи мысли этого увальня, подозревал, что он опять думает об отчиме. И хотя Аварино не питал пристрастия к веселенькой компании Дерри как любой полицейский, он бы радовался, если бы «Фэлкон» навсегда закрыли, — он с удовольствием бы сам отвез Дубея домой. И с неменьшим удовольствием держал бы Дубея за руки, пока отчим лупил, делал бы из него отбивную. Аварино не любил гомосексуалистов, но это отнюдь не означало, что их можно мучить и убивать. С Меллоном расправились жестоко. Когда его вытащили из-под моста через канал, его вытаращенные от ужаса глаза были открыты. А этот парень совершенно не представляет, чему он способствовал.

— Мы не собирались врезать ему, — повторил Стив. Он пошел на попятный и слегка смутился.

— И потому хотите выйти отсюда вместе с нами, — сурово сказал Аварино.

— Давай-ка, выкладывай факты, а не заливай. Правда, Барни?

— Сущая правда, — согласился Моррисон.

— Ну, так что ты скажешь? — терпеливо добивался Аварино.

— Ладно… — сказал Стив и медленно начал рассказывать.

Когда в 1973 г. Элмер Курти открывал Фэлкон он рассчитывал, что его клиентура будет состоять в основном из пассажиров автобусов — конечная станция, находящаяся по соседству, обслуживала три разные направления: Трейлвейз, Грейхаунд и Арустук Саунти.

Однако же он не учел, что автобусами ездят женщины и семьи с маленькими детьми. К тому же, многие пассажиры держали собственные бутылки в черных сумках и из автобуса предпочитали не выходить. Те же, кто выходил — обычно солдаты или моряки, — хотели не более, чем кружку-другую пива — ведь за десятиминутную стоянку хорошенько не заложишь.

Курти начал сознавать эти простые премудрости к 1977 году, но было уже слишком поздно: он крепко задолжал по счетам и совершенно не знал, как избавиться от красных чернил в графе «задолженность». Ему пришла мысль сжечь это место, чтобы получить страховку, но для этого надо было нанять профессионалов, иначе ведь попадешься, а он не имел ни малейшего представления, где ошиваются профессиональные поджигатели.

В феврале того года он решил: до 4 июля будь что будет, а если к тому времени ничего не изменится, он просто выйдет из соседней двери, сядет на автобус до Грейхаунда и посмотрит, как там, во Флориде.

Но в последующие пять месяцев бар вдруг стал процветать — его бар, выкрашенный изнутри черным с золотом и украшенный чучелами птиц (брат Элмера Курти был набивщиком чучел, специализировался на птицах, и после его смерти все это досталось Элмеру). Если раньше он наполнял шестьдесят кружек пива и от силы двадцать стаканов разных напитков за вечер, то теперь спрос увеличился до восьмидесяти кружек пива и до ста, ста двадцати, а то и до ста шестидесяти стаканов напитков…