Кэрри Гринберг - Лунные капли во флаконе Страница 7

   - Да, хорошо, - кивнул мистер Черрингтон, увлеченный едой значительно больше, чем разговором жены.

   - Мы с Амелией выбирали сегодня занавески для гостиной, - продолжила она чуть более уверенно. - Я думаю, голубой панбархат будет чудесно смотреться, правда, Бертрам?

   Он поднял голову и рассеянно посмотрел на жену, и та поспешно отвела взгляд.

   - Или те, какие ты сам выберешь.

   - Я считаю, это женское дело, Кейтлин, - он сделал ударение на первом слове.

   - Да-да, разумеется. - Она потупилась, и вяло набрала в ложку немного супа. - Но мне бы так хотелось, чтобы ты остался полностью всем доволен.

   - Я не сомневаюсь в твоем вкусе, - равнодушно ответил мистер Черрингтон, внимательно наблюдая, как Мэри поставила рядом с ним второе: сегодня это был тушеный кролик с картофельном пюре и брокколи.

   - Отец, - вдруг решилась Амелия.

   Тот не ответил, неспешно разрезая мясо, а миссис Черрингтон шикнула на дочь. Конни тем временем быстро убрала суповые тарелки и подала чистые.

   Девушка уткнулась было в свою тарелку, но потом все же не выдержала, вспомнив обещание, которое дала себе.

   - Папа, а можно мне задать один вопрос? - она старалась говорить как можно более тихо и учтиво, но все же вопрос прозвучал довольно решительно.

   Он поднял голову и несколько мгновений смотрел на дочь.

   - Да? - с явным недовольством произнес он.

   - Папочка, можно я напишу Ричарду о нашем новом доме? Мне так не хватает нашей переписки!

   - Да, разумеется, - коротко ответил он, давая понять, что не следовало отвлекать его от кролика из-за подобной мелочи.

   Мама бросила на Амелию предостерегающий взгляд.

   - Как тебе нравится кролик, милый? - поспешила спросить она. - Наша кухарка, кажется, отлично приноровилась к здешней кухне.

   - Я нахожу его немного жестким, - Бертрам неторопливо прожевал, - но в целом неплохим.

   Кейтлин облегченно вздохнула и улыбнулась, принимаясь за еду.

   - Папочка, я сегодня подумала о том, как замечательно было бы сделать библиотеку в одной из пустующих комнат.

   В наступившей тишине слова Амелии прозвучали слишком громко. Слишком неуместно. Слишком долгой была пауза, пока мистер Черрингтон аккуратно собирал брокколи с тарелки. Девушка почувствовала, как вилка в ее руке задрожала, а к щекам прилила кровь.

   - Амелия, выйди из-за стола, - произнес не меньше, чем через полминуты. - Ты мешаешь нам ужинать.

   Тишина стала еще более напряженной. Девушка побледнела, помедлила, будто ожидая, что отец может передумать. Потом медленно отложила в сторону салфетку, надеясь, что ее руки не слишком сильно дрожат, тихо встала из-за стола и направилась к лестнице. Миссис Черрингтон почти неслышно вздохнула.

   - Итак, ты что-то говорила о занавесках? - как ни в чем не бывало, спросил мистер Черрингтон, пока горничные поспешно убирали тарелки из-под второго, очистив стол для пудинга. - Тогда я закажу их в городе на следующей неделе.   

Глава 2

   Амелия застыла над выдвинутым ящиком комода и осторожно коснулась рукой свежих, недавно выглаженных и аккуратно разложенных стопок белья: отдельно лежали нижние рубашки, отдельно - панталоны; чулки удостоились еще одного ящика. Хлопок и лен под рукой источали чистоту и приятную прохладу, от них едва различимо пахло лавандой. Вдруг, словно о чем-то вспомнив, девушка наморщила лоб и обернулась:

   - Почему Дженни не пришла сегодня помочь мне с утренним туалетом? Вы же все знаете, как сильно я ее люблю!

   Конни - эта молчаливая новая горничная, напоминавшая небольшого грызуна, если бы только у мышей были рыжие волосы, расправила корсет наподобие силков для дикого зверя и произнесла невозмутимо:

   - Позвольте сегодня мне помочь вам, мисс.

   Амелия отвернулась и демонстративно стянула с себя ночную сорочку, самостоятельно сменив ее на тонкую рубашку, чувствуя внимательный взгляд Конни на своей обнаженной спине. Это ей не понравилось: ни взгляд, ни сама Конни, юркая и пронырливая, ни то, как непочтительно она облачала ее тело в корсет, шнуруя, словно на манекене. Мать довольна новой служанкой, но девушке хотелось, чтобы только Дженни, заменившая ей подруг, могла касаться ее, расчесывать волосы и без умолку болтать о всяких женских глупостях. Она стерпела, когда Конни принялась за платье, однако представив, как эти чужие руки будут застегивать пуговицы прямо у ее горла, отпрянула.

   - Конни, ты свободна, - произнесла она как можно более холодно. - Моя горничная справлялась с этой работой куда как лучше.

   Конни хотела было что-то сказать, но закусила губу и лишь коротко кивнула, а Амелия, гордо подняв голову, отошла к зеркалу.

   - Мисс, позвольте заметить, - нерешительно произнесла служанка уже у самой двери, когда девушка подумала, что осталась одна, - что вчера ночью, когда я вас раздевала, ваш корсет был зашнурован задом наперед.

   Та лишь передернула плечами: что за вздор! Какая только чушь не придет в голову глупой женщине. Наверное, хочет опорочить свою подругу, чтобы занять ее место в доме и получать жалование побольше. Уж Амелия-то знала, какие у ее Дженни золотые руки, как ловко та справляется со всеми крючками и петельками, и уж точно никогда бы не допустила такой оплошности. К тому же всем известно, что задом наперед шнуруются лишь плебейки и некие "недостойные женщины", которым горничной вовсе не полагается. Амелия, конечно же, к их числу не относилась.

   Когда Конни ушла, девушка облегченно вздохнула. Она хотела сделать еще кое-что, а присутствие прислуги только бы помешало. Улыбнувшись своим мыслям, она достала бумагу для письма, которая ждала своего часа с момента переезда, и потянулась к чернилам.

   "Дорогой мистер Харви!

   Невозможно поверить, что минуло вот уже больше месяца, а я до сих пор не написала вам ни единой строчки. Мне стыдно, ужасно стыдно за себя - я и впрямь бессердечна, раз могла забыть о своем единственном друге, который теперь так далеко от меня. Посмею ли я надеяться, что даже сейчас, когда я поселилась в деревне, мы сможем обмениваться нашими мыслями, хотя бы даже и на бумаге? Ваши письма доставляют мне несравненную радость! Подумать только, совсем еще недавно мы обедали у вашей матушки, сидя в солнечной столовой окнами на Гайд-Парк! И вот уже я здесь, вдали от Лондона... Но простите мою медлительность и постарайтесь понять, как много забот окружило нас, едва мы переехали.

   Лишь сейчас, спустя неделю, я могу сказать, что наконец-то перевела дух. В доме постоянно были чужие люди - строители, рабочие... Как же тяжело и утомительно все это! Вы не поверите, но я лишь вчера нашла время, чтобы сесть за свой дневник, а уже сегодня пишу вам. Я невыразимо благодарна моему отцу, что он разрешил мне написать это письмо - это значит, что он не возражает против нашей переписки и не видит в ней ничего дурного. Как бы мне хотелось надеяться, что и вы считаете меня вашим другом и хотя бы немного скучаете по мне!