Монтегю Джеймс - Дом причта в Уитминстере Страница 7

— Миссис Мэйпл… — только и сказал дядюшка Олдис, обратившись к Мэри, и та упорхнула с неподражаемой грацией. Вернулась она уже не столь поспешно, приведя с собой весьма строгую с виду пожилую особу.

— Миссис Мэйпл, есть ли у вас ключи от этих шкафов? — поинтересовался мистер Олдис, и сей невинный вопрос породил целый словесный поток, если не стремительный, то столь обильный, что находись миссис Мэйпл на пару социальных ступеней выше, она могла бы послужить образцом для мисс Бейтс[3].

— О доктор, и вы мисс, и вы сэр, — она поклонилось в мою сторону, — вы говорите, ключи? Да кто же это приходил, когда мы только осваивались в этом доме? Один джентльмен, он приходил по делу, и я подала ему завтрак в малой гостиной, потому что в большой еще не расставили мебель, — подала цыплят, яблочный пирог и стакан мадеры. Боже мой, знаю, что мисс Мэри досадует на то, что я тараторю без умолку, но это же не просто так, а для дела, чтобы вспомнить что да к чему. Так вот, я как раз угощала того джентльмена, когда заявился Гарднер. Точно так же, как на прошлой неделе — с артишоками и текстом проповеди. Но дело не в проповеди, а в том, что от этого самого Гарднера я получила ключи — каждый с бирочкой и каждый из них подходит к какой-нибудь двери, а то и к двум. Только когда я говорю «дверь», то имею в виду дверь комнаты, а не шкафа, вроде того, который тут стоит. Да, мисс Мэри, я все понимаю, по хочу также, чтобы поняли вы, и ваш дядюшка, и молодой сэр. Но тот джентльмен, который угостился мадерой, передал мне на хранение коробку, и когда он ушел, я, решив что в этом не будет ничего дурного, взяла на себя смелость ее встряхнуть, и если только мне не случилось самым удивительным образом обмануться, там звякнули ключи. Но что это за ключи, мне неизвестно, так как в коробку я не заглядывала и заглядывать не собиралась.

Мэри, насколько я мог судить, этот словесный водопад лишь забавлял, но то, что его спокойно выдерживал мистер Олдис, меня удивило. Но он по-видимому, знал, что прерывать экономку бесполезно, а потому дождался конца ее тирады и лишь тогда сказал:

— Но если эта коробка у вас где-нибудь под рукой, миссис Мэйпл, то не принесете ли вы ее сюда?

В ответ миссис Мэйпл, то ли укоряя, то ли с мрачным торжеством уставила в него перст и изрекла.

— Да, доктор, спроси вы у меня совета, я б вам подсказала точь-в-точь те самые слова. Уж конечно, мне ли не знать, сколь справедливы ваши укоры и сколь добры ко мне вы, и мисс Мэри, коли я у вас служу уже двадцать лет и лучшей службы даже пожелать невозможно, но я делаю, что могу — и вы, мисс Мэри, прекрасно знаете, что так оно и есть, и знаете кто, дай волю, переделал бы все по-своему. Но сейчас я говорю себе прямо: «Все это верно, но вот доктор спрашивает тебя насчет коробки, и что ты собираешься ему ответить?» А я так отвечу — будь вы доктор из таких хозяев, о каких мне случалось слышать, а я из тех служанок, которых могла бы назвать, то дело наше было бы проще простого, но раз, ежели выражаться по-человечески, вышло так как оно вышло, то мне остается одно: честно заявить, что ежели мисс Мэри не пойдет ко мне в комнату, да не поможет мне своим умом, то эта маленькая коробка, совсем вылетевшая у меня из головы, не вернется туда еще очень долго.

— Милая миссис Мэйпл, почему же вы сразу не сказали, что хотите попросить меня помочь вам найти коробку? — промолвила моя Мэри. — Нет, нет, не отвечайте. Лучше просто пойдем и поищем ее вместе.

Они поспешно удалились, экономка на ходу начала фразу, которая, не сомневаюсь, обещала оказаться, длиннее, чем путь до ее комнаты. Мы с дядюшкой Олдисом остались вдвоем.

— Прекрасная служанка, — сказал он, кивнув в сторону двери. — За домом следит просто идеально, а чтобы говорила непрерывно больше трех минут, бывает довольно редко.

— Но как же мисс Мэри сумеет помочь ей вспомнить где коробка? — поинтересовался я.

— Мэри? Да очень просто: усадит ее и спросит, как здоровье тетушки, или откуда взялась та премиленькая собачка на каминной доске, или еще что-то, совершенно не относящееся к делу. Потом, как любит говорит сама миссис Мэйпл, «одно потянет за собой другое», и ответ найдется скорее, чем вы можете себе представить.

Так оно и вышло: едва мы закончили этот разговор, как на пороге появились Мэри и миссис Мэйпл с сияющим лицом и коробкой в протянутой руке.

— Ну, — воскликнула, приблизившись, экономка, — что я говорила еще до того, как перебралась из Дорсетшира в здешние края? Конечно, не стану уверять будто я и родом из Дорсетшира, но… не в том суть. «Подальше схоронишь — поближе найдешь», такие были мои слова, и ведь верно. Нашлась коробка, и на том самом месте, куда была положена — когда же это? — ага, пару месяцев назад.

Достойная домоправительница вручила коробку дядюшке Олдису, и мы с ним принялись рассматривать ее с таким интересом, что на время мне даже удалось забыть о присутствии миссис Энн Мэйпл, продолжавшей разглагольствовать о том, где находилась коробка и каким манером мисс Мэри помогла ей освежить сей факт в памяти.

Коробка, довольно старая с виду, была обвязана розовой лентой, а на ее крышке была наклеена этикетка с надписью «Покои старшего пребенда. Уитминстер». Открыв крышку, мы обнаружили внутри два средних размеров ключа и листок бумаги, опять же со сделанной от руки надписью «Ключи от шкафа и комода в неиспользуемой спальне». Но там имелась и любопытная приписка: «Нечто, пребывающее в оных Шкафу и Комоде, сберегается мною и долженствует сберегаться моими преемниками в Доме Причта для высокородного семейства Килдонан, коль скоро любой из отпрысков оного предъявит свои права на Хранимое. Наведенные мною всевозможные справки убеждают меня в том, что благородный Род пресекся, ибо последний Граф, как известно, утонул в море, а его единственный Сын и Наследник скончался в моем Доме. Все бумаги, касающиеся сего прискорбного происшествия, были положены мною в названный шкаф в нынешнее Лето Господне 1753 месяца марта двадцать первого числа. Наперед же считаю свои долгом предостеречь всех, не принадлежащих к Роду Килдонан, но ставших обладателями сих ключей, от проникновения в запертые Шкаф и Комод без чрезвычайно веского основания, и прошу поверить, что оное предостережение делается мною в силу наличия достаточных и серьезных причин. Весьма благодарен служителям нашей Коллегии и Церкви, коим ведомы Происшествия, имеющие касательство к этим Бумагам, за их Согласие подтвердить обоснованность моих Опасений, в знак чего скрепить сей Документ своими Подписями».

Далее и вправду следовали подписи: «Т. Эштон, профессор теологии, старший пребенд; У. Блэйк, профессор теологии, декан; Г. Гудмен, бакалавр теологии, младший пребенд».