Наталья Иртенина - Уставшее время Страница 7

Он заплатил за вход и прошел дальше — в маленькое помещение с большими зеркалами.

Там было несколько человек, увлеченно рассматривающих свои кривые отражения.

Митя тоже принялся разглядывать себя в зеркалах. Его голова то оказывалась посажена на высокие ходули ног, то вытягивалась почти до самого пола, в третьем зеркале он увидел гримасу, какой мог бы позавидовать Квазимодо, в четвертом голова отъехала куда-то в сторону на тоненькой ниточке шеи. Следующее зеркало встретило его видом изможденного живого скелета в обносках. Еще одно превратило его в шарообразное существо, напоминавшее бочку с крошечной головой вместо затычки.

Мите внезапно захотелось переколотить эти глумливые стекла. Почему они смеются над ним, как над забавным насекомым?

И вдруг он наткнулся на необычное, даже удивительное зрелище. Он стоял между двумя противоположными зеркалами, отражавшимися друг в друге бессчетное число раз. И в этом коридоре перед ним выстроилась цепочка его двойников, через одного повернутых к нему спиной. Чем большее число отраженных зеркал отделяло его от собственных копий, тем большему искажению подвергались эти дубликаы. Митя повернул голову назад и в другом зеркале увидел тот же бесконечный коридор, только там двойники через одного смотрели на него из-за спины.

Безусловно, в этом зрелище было нечто мистическое, из зеркального коридора неясно сквозило туманной, почти экзистенциальной тайной. Все эти двойники были заперты каждый в своей зеркальной клетке, все стояли лицом к одному своему соседу и задом к другому, и в этой композиционной очередности был отблеск сумеречной трагедии их иллюзорного бытия.

— Да-да, все мы заперты в коридоре бесконечности. Что поделаешь!

Вздрогнув, Митя обернулся — около входа стоял старик-смотритель. Он угадал его мысли — и Мите почудилось в этом что-то потустороннее, с примесью шарлатанского ясновидения.

— Эта комната наводит на размышления. А вы, молодой человек, полагаю, любите вечные проблемы решать, а? — Старик хитро прищурился.

— От вас, кажется, ничего не скроешь, — признался Митя.

Он оглянулся: в комнате никого, кроме них, уже не было. Старик внимательно оглядывал его из-под своей дурацкой панамки и выглядел при этом древним анахронизмом и реликтом.

Внезапно старик подошел ближе и протянул руку:

— Думаю, нам надо познакомиться. Зовите меня Фаддей Фаддеич.

— Митя, — вяло ответил Митя и сунул в ответ ладонь.

— Так вы говорите, Митя, — сказал старик, — что видите там, — он показал на зеркало, — себя, разложенного на бесконечные ежесекундные «я»?

Митя снова вздрогнул. Ничего этого он не говорил. Но думал.

— Последовательность этих «я» и есть ваша жизнь, — продолжал Фаддей Фаддеич. — А эти комнаты в зеркальном коридоре — секунды, дни, годы. Ваше время. Впереди — будущее, сзади — прошлое. А между ними — настоящее, там, где вы сейчас находитесь.

Митя молчал, не понимая, к чему эта лекция.

— Так я вот о чем говорю: если вы сейчас отойдете в сторону, чтобы не отражаться в этом коридоре, что там останется?

— Коридор останется.

— Ну а если коридор останется — то чье это время, чье прошлое и будущее? — Старик назидательно поднял палец. — Это будет Время само по себе. Его бесконечность. Помните, как в мифологии — вначале был вечный, безграничный хаос. Из хаоса возникло время — упорядоченный космос. Время выстроило свой бесконечный коридор, и этот коридор стал космосом, вне которого ничего нет.

Мите вдруг стало жаль этого слегка тронувшегося умом старика, живущего в каком-то одному ему ведомом иллюзорном мире. С другой стороны, разве это не счастье — иметь целый собственный мир, в котором можно спрятаться от нелепостей общего для всех человеческого мира, похожего на гигантскую коммунальную квартиру?

— Кронос — великий бог, равных ему по силе почти нет, — хвастливо заявил вдруг старик.

— Почти? — переспросил Митя.

— Да, почти. Он не властен над смертью и тем, что после нее. Смерть — граница его компетенции.

— Вы верите в жизнь после смерти? — на всякий случай спросил Митя.

— Я верю только в то, что знаю. А знаю я побольше вас. Мне, например, известно, что само Время, к несчастью, смертно. Но, разумеется, существуют силы, несогласные с такой постановкой вопроса. Я, со своей стороны, приложу все усилия к сохранению статус кво.

Эк его понесло, думал Митя. Вслух же вежливо сказал:

— Простите?

— Не за что мне вас пока прощать, — проворковал Фаддей Фаддеич. — Если только вы не собираетесь стать убийцей Времени.

— А вы собираетесь стать его ангелом-хранителем?

— Чем угодно, только не ангелом, — недовольно поморщился старик. — Вы, я вижу, настроены скептически. Это понятно. Я бы на вашем месте тоже отбивался всеми конечностями как нормальный просвещенный материалист. Хотя, по секрету говоря, — старик шпионски понизил голос, — материализм сам себя-то не оправдывает, не говоря уже об оправдании более тонких материй… Гм… кажется, я скаламбурил. — Он вдруг весело хихикнул и тут же помрачнел, застыв в позе мыслителя: взгляд вперен в пол, одна рука держит подбородок, другая — ее за локоть. — А нехудо бы знать, куда запропастились камушки, — проговорил он словно в рассеянии.

Митя совершенно явственно увидел, как в глазах у него засветился желтый огонек.

— Что за камушки? — спросил Митя. А про себя подумал: «Эге!».

— Камушки… — задумчивым эхом отозвался Фаддей Фаддеич и потер подбородок. — Знаете, как это бывает: жизнь в игле, игла в яйце, яйцо в ларце… В Камнях заключена жизнь этого мира. Точнее, его время, сила времени. Когда-то они были известны на земле. Считались драгоценнее золота и алмазов. Их называли Звездными Камнями. По легенде, они упали с неба на землю, когда над ней пролетала расколовшаяся звезда. Их три. Они похожи на маленькие треугольные звезды. Три угла обозначали бессмертие, могущество, мудрость. Кто знает, одаривали они всем этим своих хозяев или это тоже легенда? Но одно известно точно — два из них когда-то хранились в Иерусалимском храме. Шестиконечная Звезда Давида, несомненно, связана с этими камнями. Позднейшая судьба их покрыта мраком. Меньше известна история третьего. Концы ее обрываются где-то в России. Третий камень принадлежал княжеской династии. Но Рюриковичи расплодились, а камень был один. Тот, к кому он попадал в руки, хранил его пуще живота своего, и часто — в тайне от сородичей. Так что проследить путь камня абсолютно невозможно. Следы его исчезают веке в двенадцатом… Если все три камня соберутся вместе…

— Что будет?