Стивен Кинг - Исход (Том 2) Страница 8

Мусорщик въехал в Сиболу, известную еще как Лас-Вегас, перед рассветом пятого августа. Где-то на последних пяти милях он потерял одну из своих кроссовок и теперь, когда спускался к выходу со стоянки, его шаги звучали приблизительно как шлеп-БУМ, шлеп-БУМ, шлеп-БУМ, что напоминало шум спускаемой шины.

Он увидел около сотни притонов — ночных клубов. Вокруг были вывески, на которых можно было прочитать: «Уголок свободы», «Часовня для свадеб колокольчиков», «Шестьдесят вторая свадьба сроком в целую вечность»! Он увидел «роллс-ройс» — «Серебристый призрак» — тот замер, наполовину въехав в витрину книжного магазина для взрослых. Он увидел обнаженное тело женщины, свисавшее с фонарного столба. Он увидел, как мимо пропорхнул лист из лас-вегасской «Сан». Ветер крутил лист, но еще можно было прочитать заголовок: «Эпидемия чумы распространяется. Вашингтон молчит». Он увидел огромнейшую афишу: «Нейл Даймонд! Америкэн-отель, 15 июня — 30 августа!» Поперек витрины ювелирного магазина, который, казалось, специализировался лишь на обручальных кольцах, кто-то нацарапал: «Умри, Лас-Вегас, за свои грехи». Он увидел перевернутый рояль, лежавший на улице подобно дохлой деревянной лошади. На его глазах творились чудеса.

Он пошел дальше и увидел другие вывески, неоновые огни которых погасли в самый разгар летнего сезона впервые за многие-многие годы. «Фламинго». «Мята». «Дюны». «Сахара». «Хрустальный башмачок». «Империал». Но где же люди? Где же вода?

Едва осознавая, что же он делает, предоставив ногам самим выбирать дорогу, Мусорщик свернул направо. Голова его была опущена так низко, что подбородок касался груди. Он задремывал на ходу. И когда ноги его наткнулись на бордюр и Мусорщик упал, разбив нос о тротуар, он поднял голову и узрел нечто невероятное — он не мог поверить своим глазам. Он не замечал крови, струйкой стекавшей из носа на рваную голубую блузу. Ему казалось, что он все еще спит и видит сон.

Невероятно высокое белое здание устремилось ввысь, в пустынное небо, это был монолит в пустыне, игла, монумент не менее величественный, чем Сфинкс или пирамида Хеопса. Окна восточного фасада, словно в предзнаменование, горели отраженным светом восходящего солнца. Впереди этого белоснежного сооружения в пустыне по флангам парадного входа стояли две золотые пирамиды. Над входом был огромный бронзовый барельеф оскалившейся львиной головы.

А еще выше, также из бронзы, располагалась незамысловатая, но по смыслу легендарная надпись: «ГРАНД-ОТЕЛЬ МГМ[1].

Но внимание Мусорщика было приковано к тому, что открылось его взору на поросшем травой прямоугольнике между стоянкой и входом. Мусорщик неотрывно смотрел, охваченный жестокой лихорадочной дрожью, на какое-то мгновение он так и застыл, опираясь на окровавленные руки, между которыми свисал обтрепанный бинт, и все смотрел и смотрел на фонтан выцветшими голубыми глазами, теперь уже наполовину ослепшими. Из груди его вырвался длинный тихий стон.

Фонтан работал. Это было помпезное сооружение из камня, украшенное лепкой под слоновую кость и облицовкой под золото. В прозрачных струях играли разноцветные огни, окрашивая воду то в пурпурный, то в желто-оранжевый, то в красный, то в зеленый цвета. Воздух оглашался громким ежесекундным всплеском низвергавшихся в бассейн струй.

— Сибола, — пробормотал Мусорщик и с трудом поднялся на ноги. Его неуверенное ковыляние перешло в рысцу. Рысца перешла в бег, бег перешел в спринтерский рывок, а спринтерский рывок — в сумасшедший порыв. Его покрытые рубцами колени поднимались почти до уровня шеи, а изо рта стало вырываться слово, длинное слово, возносящееся подобно бумажному змею в голубую высь, заставляя людей на верхних этажах прильнуть к окнам (и кто же их видел? может быть, Бог, а может, Сатана, но только не Мусорщик). По мере того как он приближался к фонтану, слово становилось все громче, пронзительнее, и этим словом было: «СИИИИИИИИИИБОЛАААААААААМ-ХХ!»

Вновь и вновь раздавалось конечное «аа-хх» — звук, который соединил в себе все радости, которые когда-либо испытали жившие и живущие на земле люди, и оно оборвалось только тогда, когда Мусорщик ударился грудью о край фонтана, с легкостью преодолел препятствие и погрузился в купель невероятной прохлады и благодати. Он почувствовал, как поры его тела открылись, подобно миллионам ртов, и начали жадно, как губка, впитывать влагу. Вскрикнув, он погрузился в воду с головой, с фырканьем набрал полный рот воды и, то ли чихнув, то ли кашлянув, выплеснул ее на борт фонтана струйкой из жидкости, крови и слизи. Он снова окунул голову и стал пить как корова.

— Сибола! Сибола! — восторженно кричал Мусорщик. — Я готов отдать жизнь за тебя!

Он проплыл вокруг по-собачьи, снова попил воды, затем взобрался на край фонтана и неуклюже рухнул в траву. Ради этого стоило жить. Внезапно желудок свело судорогой, и его громко стошнило. Но даже от этого он испытал приятное ощущение.

Мусорщик поднялся на ноги и, придерживаясь искалеченной рукой за край фонтана, снова отпил воды. На этот раз желудок с благодарностью принял сей бесценный дар.

Хлюпая, как наполненный бурдюк, он проковылял к алебастровым ступеням, которые вели к вратам сказочного дворца, ступеням, которые поднимались между золотистых пирамид. Когда он уже преодолел половину подъема, его желудок снова свело, и Мусорщик согнулся пополам. Когда спазм прошел, он нетвердой походкой, но храбро двинулся вперед. Перед ним были вращающиеся двери, и ему пришлось вложить весь остаток сил в то, чтобы сдвинуть их с места. Он с трудом протиснулся в устланный мягким ворсистым ковром вестибюль, который, казалось, простирался на несколько миль. Звук шагов заглушали толстые, узорчатые, клюквенного цвета ковровые дорожки. В вестибюле были бюро регистрации, почта, стойка портье и касса. Везде пусто. Справа от него, забранное декоративной решеткой, находилось казино. Мусорщик с благоговейным трепетом смотрел в эту сторону, там, словно солдаты на параде, сомкнутыми рядами стояли столики, за ними виднелись рулетка, кассы, а дальше еще игорные столики, окруженные мраморными перилами.

— Есть здесь кто-нибудь? — хрипло спросил Мусорщик, но ему ответила только тишина.

И тут его охватил страх, потому что это было обиталище призраков, здесь могли прятаться чудовища, но страх перевешивала усталость. Спотыкаясь, Мусорщик двинулся вниз по направлению к казино, минуя бар, в глубокой тени которого молчаливо сидел Ллойд Хенрейд, не сводя с него глаз и держа в руке стакан польской водки.

Мусорщик подошел к игорному столу, на зеленом сукне которого красовалась блестящая табличка, на ней было выгравировано легендарное: «СДАЮЩИЙ ДОЛЖЕН БИТЬ НА 16 И СТАВИТЬ НА 17». Он влез на него и мгновенно уснул. Вскоре более десятка людей собралось вокруг спящего оборванца.