Дина Оттом - Двери в полночь Страница 8

— Да.

Она затянулась так, что щеки ушли внутрь, и выпустила дым через зубы.

— У меня почему-то такое чувство, что мне лучше ничего у тебя не спрашивать. Кажется, нам обеим так будет спокойнее. Просто скажи: ты рада?

— Безумно, — я задумалась ровно на мгновение и невольно улыбнулась.

Она наконец-то посмотрела на меня, и губы ее слегка дрогнули в улыбке:

— Я за тебя рада. Чирик. Расскажешь мне, когда сама захочешь…

Я встала и в каком-то непривычном порыве обняла ее. Прямо с сигаретой в одной руке и ложкой в другой. Она аккуратно приобняла меня в ответ, чтобы не прожечь футболку, и чмокнула в щеку. Я уже развернулась идти в свою комнату — сегодня я просто валилась с ног, — когда услышала ее тихий голос, она говорила себе под нос: «Или когда разрешат…» Я вздрогнула и резко обернулась. Но она уже сосредоточенно что-то сыпала в кастрюлю.

В ту ночь мне приснился первый кошмар. Я резко села на постели, мокрая от пота. Судорожно вытащила мобильник, набрала номер.

— Оскар.

— Простите… Я… — Тут я поняла всю глупость своего звонка, но было уже поздно. — Оскар, мне кошмар приснился.

— Про тебя?

— Про вас.

— Рассказывай. Кстати, хватит мне «выкать». Уважение выражается не в этом.

— Хорошо, — я сглотнула, теребя край пододеяльника, — мне приснилось, что ты сорвался с крыши при прыжке.

— Понятно, — он рокочуще засмеялся, — бывает. Не волнуйся, это твое подсознание лютует. Со временем пройдет. Как только психика «акклиматизируется» к твоему новому «Я» и новым стандартам нормального.

— Ясно… — я помолчала. — Ладно, спасибо, что выслушали… Спокойной ночи.

Он снова засмеялся:

— Мне спокойная ночь не грозит. Но все равно спасибо. Спи.

Я кивнула, повесила трубку и провалилась в теплую уютную темноту.

В НИИД я приезжала почти каждый день. Я бы охотнее ездила туда ночью: и толкучки бы в транспорте избежала, и время бы скоротала, — но Оскар говорил, что ночью у него работа. А днем я постигала азы своей новой жизни. Устало упав на один из огромных стульев, он рассказывал мне, как устроен мир на самом деле. Я слушала раскрыв рот и только жалела, что нельзя записывать.

— Феномен оборотничества открыл Дарвин — именно поэтому наш институт носит его имя. Он назвал это «боковой ветвью». Ему, видишь ли, покоя не давала мысль, что человек — венец творения. Что все, тупик. А оказалось, что вовсе не тупик.

— Так мы — следующая ступень?

— Не совсем, — Оскар чертил пальцем на столе какие-то знаки, — альтернативная. Может быть вот так, а может — вот так. Сложность в том, что оборотни больше подвержены инстинктам, более импульсивны и порывисты — читай: менее разумны. Зато люди — слабее и менее живучи. Скинь человека с пятнадцатого этажа — что от него останется? Лепешка. Скинь оборотня (не такого как ты, конечно, а уже подросшего и набравшегося сил) — ну лапы переломает. Но выживет. То есть по теории эволюции, где выживает сильнейший, будущее за оборотнями. Парадокс.

— Что-то я не понимаю, — призналась я.

— Вот и он не понял. Не могло быть у последней ступени эволюции двух вариантов. А поскольку не понял, то и закрыл эту тему. И огласке не предал, за что ему большое звериное «спасибо». А то растащили бы нас по лабораториям, и, что бы там дальше было — никто не знает.

— А что было дальше так?

— А так не было ничего. Он мог наблюдать оборотня-волка — самый стандартный и старый вариант. Мальчишка, прислуживающий у него дома и таскавший тяжести, оказался не так прост. Поверив профессору, он рассказывал ему все, что с ним происходило, как есть. Но паренек все же был необразован, на многое не обращал внимания, и картинка складывалась мутная. Так Дарвин и умер, не поняв до конца, что же за чудо такое он мог наблюдать.

Я кивнула, давая понять, что слушаю.

— Итак, наука не стояла на месте, и доступна она была не только людям. Это сейчас мы умеем брать себя в руки и превращаться, когда мы этого хотим, а не когда придется, да еще и сохранять трезвый рассудок. А раньше внезапное превращение приносило множество неудобств, бед, а иногда становилось причиной смерти. Представь себе Средние века. Добропорядочный отец семейства, ходящий в церковь и исправно платящий десятину, вдруг превращается в волка посреди какой-нибудь ночной службы и срывается с места на волю, опрокидывая скамейки и распугивая прихожан! Когда он снова приходит в человеческий вид где-нибудь в поле и вообще пытается понять, что же с ним случилось, его уже ждет небольшая группа с факелами и вилами, со священником во главе. И он даже не успевает толком понять, что произошло, как сердце уже пронзено, а голова отрублена.

Я вздрогнула.

— Успокойся, не надо зеленеть лицом, — Оскар потянулся, разминая затекшие мышцы. — Перерыв?

— Ага! — Я так истово закивала, что он засмеялся. — Я тут видела кофейный автомат на каком-то этаже…

— А они на каждом есть, — в приоткрытой двери показалась голова Шефа.

Я невольно подскочила на стуле, порываясь вытянуть по стойке «Смирно!», Оскар просто обернулся к двери.

— Откуда такая честь? — Он приподнял бровь и слегка улыбнулся.

— Да мимо проходил, — Шеф уже был внутри. Он поднял глаза к потолку и всем своим видом изображал невинность, — думаю: дай зайду? Вдруг ты ее уже сгрыз в порыве праведного негодования? Он у нас знаешь какой, — обратился он уже ко мне, — чуть что не по нему — лапой по башке! Неповиновение — поймать и съесть! Будешь тупить — точно съест, я тебе говорю!

Я вздрогнула.

— Шеф, не пугай мне девочку, а? — Уже поднявшийся на ноги Оскар ткнул его кулаком в плечо. Я мимолетом отметила, что Шеф не покачнулся. Странно.

— А что я? — Шеф приподнял плечи и широко улыбнулся. Просто дурачащийся мальчишка. — Пошли-ка все вместе кофе пить!

Мы вышли из кабинета, причем Оскар даже не потрудился закрыть дверь.

— Это знаешь почему? — шепотом спросил меня Шеф. — Это потому, что все заходить боятся. Вот стоит мне оставить дверь, сразу припрутся всякие пить мой виски и курить мои сигары, а потом еще претензии выставляют, что у меня кофе кончился или сахар! Эх, надо было оборотнем родиться… — И он притворно вздохнул. Я хихикнула. С каждым днем мне нравилось тут все больше.

Автомат оказался сущей сказкой: в него не надо было опускать деньги. На мой восторженный вопль Оскар только картинно заткнул уши, а Шеф развел руками: «Ну ты сама подумай, какой смысл выдавать сотрудникам зарплату, чтобы они ее тут оставляли, а потом выгребать и снова отдавать им!»

Я радостно защелкала кнопками. Начала с шоколада со сливками, причем оказался он действительно горячим шоколадом со сливками, а не той коричневой бурдой, которую можно получить в городе. Потом был капучино, потом снова шоколад… Когда я заметила выражение лиц мужчин, было уже поздно. Оскар смотрел на меня, как смотрит взрослый на дорвавшегося до конфет ребенка. Шеф, сцепив руки и прижав их к сердцу, театрально умилялся. Я замерла, забыв проглотить шоколад.