Дмитрий Скирюк - Блюз чёрной собаки Страница 8

Если имелась в виду такая одержимость, то я вполне понимал Игната.

Тем временем девчонка решила, что теперь её очередь спрашивать.

— А ты почему всполошился?

— Мне позвонили сегодня утром. Сказали, что Игнат пропал.

— Кто звонил? Его сестра?

— Нет. Я не знаю кто. Вообще, мне не звонили, а прислали SMS. Без адреса.

Не изменившись в лице, Танука протянула руку, взяла с полки маленький мобильник, потыкала кнопочки и протянула его мне, экранчиком вперёд.

— Такую? — спросила она.

Я прищурился, прочёл и похолодел.

— Блин…

«nОМОGuJАНу!!!» — гласила надпись.

— Что за… Кто это тебе прислал?

Танука спрятала телефон и рассеянно покачала головой:

— Я не знаю. Я ещё подумала: что за Ян такой? Нет у меня никаких знакомых Янов. А ты, оказывается, Жан. Я её чудом не стёрла, думала, кто-то придуривается или это SMS-игра такая, типа «найди друга», у меня ими весь телефон бывает забит.

Я хмыкнул: о такой возможности я не подумал. У Игнат есть приятель, Сашка Фролов (тоже, кстати, из их тусовки) здоровый лоб, но я не раз видел, как он обменивается сообщениями, а потом как ошпаренный носится по городу, заглядывая в трещины, водосточные трубы и вытаскивая послания записки, планы, телефонные карты, пачки из-под сигарет… Н жизнь, а сплошные казаки-разбойники. Кто знает, если подумать, куда все эти игры могут завести.

— Слушай, как по-твоему, что с ним случилось?

— Да не знаю я. — Танука поморщилась. — Думаю, что ничего. Просто он ушёл.

— Ушёл?

— Угу. Бывает так, накатывает — хочется всё бросить к чертям и бежать куда подальше. — Девушка подняла на меня глаза. — У меня такое было, — серьёзно сказала она, — классе в девятом. Достали дома, в школе, церковь ещё эта. Всё достало, в общем.

— В смысле? — не понял я. — Какая ещё церковь?

— Ну… — Она замялась. — Последние два года я училась в частной школе, художественной…

— Так ты художница?

— Учусь. — Она сдвинула тюль и уселась на подоконник. — В художественной академии, первый курс. Так вот. Там дурацкие порядки, в этой школе, все очень религиозные. — Она повела плечами. — Знаешь, это не вера, а именно показушная такая религиозность. Будто они хотят показать всем, какие они типа правильные. Они требовали, чтоб мы читали молитву перед занятиями, устраивали по воскресеньям какие-то дебильные коллективные походы в церковь и запрещали девушкам ходить в школу в брюках — а вот это меня особенно бесило!

— А это-то при чём?

— Из принципа! — сверкнув глазами, объявила она. — Я была самой старшей в классе, а выглядела младше всех — у меня в четырнадцать были проблемы с гормонами, я перестала расти. Дома у меня почти нет взрослых платьев, одна мини-юбка, да и та кожаная. Я и пришла в ней. А меня отругали и обозвали шлюхой. Особенно лютовал один препод — знаешь, по-моему, он скрытый педофил… Он и обозвал. А я облила его краской.

— Облила краской?

— Ага. — Она поболтала ногами и посмотрела в окно. — Вылила ему на лысину целую банку серебрянки. Со второго этажа, из окна, когда он выходил. Крику было… Помню, я тогда домой не поехала, пешком тащилась и всю дорогу думала, что сказать родителям. А это была третья школа, из которой меня выгнали, и очень дорогая. Мне выть хотелось. Тогда я решила уйти. Просто сунула в рюкзак две майки, взяла куртку, все деньги, которые скопила, и ушла. Мне тогда казалось, я уйду, а все проблемы останутся здесь. А мобильник я выключила. Хотела вообще выбросить или дома оставить, но потом передумала и просто выключила.

— И что?

— Села на автобус и уехала в Уфу.

— В Уфу? — опешил я. — Почему в Уфу?

— Не знаю. Я подумала — пойду на вокзал и куплю билет на первый попавшийся автобус. Но не получилось. Первый ехал в какую-то тмутаракань, второй — в Березники, а у меня там тётя, я подумала, что не удержусь и зайду, а она настучит родителям. А третий был уфимский. Я там никогда не была, и мне захотелось посмотреть, что за город такой, Уфа. Он полночи ехал, я почти всю дорогу проспала.

— Ну и чем всё кончилось?

— А ничем. Город как город. Цветов много. Везде надписи смешные: «Азык тулек», «Ленин урамы»… Я пошаталась часов пять, купила ватрушку на рынке и на обратном автобусе вернулась.

— Родители ругались?

— Не то слово…

Да, подумал я, с характером девчонка. Другие в таких случаях травятся или пилят веняки, а эта сперва подумала. Надо же… Ценное качество, не у всякой девушки есть.

Может, и Игнат сел в первый попавшийся автобус?

Я снова смерил её взглядом. Странное дело. Я ни с кем легко не схожусь, а с этой девушкой, почти девчонкой, говорю свободно, как с давним другом, хотя мы встретились от силы полчаса назад. Кстати, сколько ей лет?

— Сколько тебе лет? — спросил я.

— Восемнадцать, — с вызовом сказала она. — А что?

Что ж, профессионализм не пропьёшь. Хоть тут можно радоваться: глаз художника меня не подвёл.

— Наверное, ты права, — наконец признал я. — Лучше подождать. В самом деле, что такое три дня? Ерунда. Объявится. Не обломится же их дурацкий концерт… а и обломится — невелика беда.

— Игнат говорил, им контракт предлагают, — вдруг вспомнила Танука. — Они под это дело думали в Питер перебраться. Или даже в Москву.

Я уже в который раз заметил, что она называет Игната по имени, а не Сорокой, и это тоже исподволь меня к ней расположило. И кстати, девушка права: когда появляются деньги, их начинают делить.

— Думаешь, они перессорились?

— Не знаю. Он не сказал. Я рисовала, а он рассказывал, какой классный альбом они запишут, как будет круто и вообще. Демки мне крутил…

Она сидела, обхватив себя руками за голые плечи, будто ей стало холодно. А я вспомнил про запись и опять полез в кофр.

— Слушай, вот ещё что. Поставь-ка это.

— Что там? — равнодушно спросила она.

— Не знаю. Отрывок какой-то. Игнат наиграл. Мне показалось, что-то знакомое. Где-то слышал, не могу понять откуда.

Танука вставила кассету в магнитолу и щёлкнула крышкой. Нажала на кнопку.

— Где слушать?

— Там перемотано…

Мы умолкли. Из динамиков послышались шорохи, кашель, слова Игната, после зазвучала музыка. Несколько секунд девушка слушала, сосредоточенно нахмурив брови, потом встрепенулась и щёлкнула пальцами. Повернулась ко мне.

— Так это тема из «Мертвеца»! — объявила она.

— Разумеется, — с раздражением сказал я. — Я слышал. Но что это значит?

— Ну, фильм же! «Мертвец». «Dead Man» Джима Джармуша. Не смотрел?

Настала моя очередь морщить лоб. Что-то такое смутно припоминалось. Возникало чувство, будто я его смотрел и он не произвёл на меня особого впечатления.